Грандиозное событие – “Моторы войны”. Официальный статус – 5-й Международный военно-патриотический слет. Но в этот раз формат “Моторов войны” изменился в лучшую сторону, он стал даже не слетом, он стал фестивалем. Фестивальная атмосфера, фестивальная суть, фестивальная доступность. Два события наложились друг на друга. В это время свирепствовал в парке “Патриот” форум “Армия 2018”, где армия доказывала, что тупость является прочностью нашей обороны, поскольку чем больше в армии дубов, тем боеспособнее армия, и в то же время на ту же самую тему в сопоставимом формате – “Моторы войны”. Какая между ними разница? “Моторы войны” недалеко от Черноголовки, в лесу, на очень большой площади собрали огромное количество уникальной техники. Эту технику, кстати, с сегодняшнего дня, часть из нее, можно посмотреть в экспозиции Вячеслава Лена на Московском международном автосалоне, который открылся несколько часов тому назад. Но одно дело, когда ты подходишь к мотоциклу BMW “Сахара” R75 и смотришь на нее в условиях павильона, климат-контроля, кондиционера, искусственного освещения, и совсем другое – когда этот экспонат живой, его заводят и ты на нем едешь. И фестиваль “Моторы войны” – это как раз доступность техники, вся она с того света. Военная техника всегда идет первой на убой, она всегда погибает, после войны она становится никому не нужна и выглядит так себе, и вообще неприятные ассоциации, мы победили – зачем нам столько. Поэтому чуть что – сразу под автоген. Военную технику как таковую реставрировать, добыть, восстановить и показать состояние живого, двигающегося организма чрезвычайно тяжело. А как раз фестиваль “Моторы войны” и вообще в целом доктрина коллекционера, и реставратора, и историка Вячеслава Лена в том, что техника должна быть живая, техника должна ездить, и одно дело – танк на постаменте, другое дело – танк в чистом поле. Фестиваль “Моторы войны” построен по принципу доступности.
Ты приезжаешь туда – сколько стоит вход на фестиваль? Да нисколько он не стоит. А где у вас парковка платная, а почем парковка? Да нипочем – ставь, вон территория специальная, выделенная под автомобили. А вот полевая кухня – а почем полевая кухня? Да нипочем, ухи хочешь? А за что-нибудь заплатить-то нужно? Да ни за что не нужно. Ты приехал – все, ты на фестивале, тебя здесь не знают в лицо, это такая совершенно другая тусовка, там совершенно другие люди, и там не нужно никого знать в лицо. Для того чтобы ты был принят, допущен, для того чтобы ты стал частью, тебе нужно просто приехать. Ты приезжаешь, ты окунаешься – в этот момент для тебя включается машина времени. Машина времени очень строгая, вот тут как раз пропадают черты той мягкости на лужайке, когда ты просто приехал в музей под открытым небом. И вот ты смотришь на двигающуюся немецкую технику и представляешь себе: в 1941 году наши люди вот то же самое своими глазами видели, кстати, недалеко от этих мест, а заодно по всей европейской части страны. Лето, жара, каникулы у детей, школа окончена, в институт поступать – и вот это все приехало. И вот это все приехало, и вот это все, очень серьезное, грозное, оно пришло. Немецких танков не было, хотя за Леном не заржавеет, там и Мессершмитт вполне можно было ожидать. Но вот здесь, на лужайке, ну на самом деле в большом поле, там, где больше 100 единиц техники единовременно оказалось двигающейся, лязгающей, грохочущей, иногда даже постреливающей, и все это – для любого человека, который оказался. Ты подходишь к любому экспонату, к любому автомобилю просто для того, чтобы восхититься, для того, чтобы посмотреть, как устроено, для того, чтобы увидеть разницу инженерного подхода, технологий и вообще школ конструирования. И любой человек, который находится рядом с тобой, особенно если он в военной форме, а там, конечно, большинство людей в форме под реконструкцию, 1941-1945 год, скорее всего, что-то знают по этому поводу. Ты можешь совершенно в воздух спросить, знаете, как у нас такое обезличенное обращение: “А что это за машина?” – и человек пять тебе сразу скажут: “Так как же, это же “Хорьх”, так это же “Адлер”, так это же бронеавтомобиль”. И дальше будет интересная лекция о том, какая она.
В этом году было несколько, конечно, уникальных совершенно машин, и прелесть в том, что Слава Лен как человек, объединяющий, и Людмила Лен, вот их двое таких энтузиастов, семья энтузиастов, это люди, которые объединяют коллекционеров по нашей стране, а на самом деле не только по нашей стране, поскольку слет совершенно не напрасно международный, они приглашают людей, и это все-таки мероприятие, организованное теми, кто в первую очередь среагировал на атмосферу дружелюбия, вот эта открытость. Людмила Лен, Слава Лен говорят: “Ребята, проведем, приезжайте!” – и все это приезжает со всей страны, приезжают люди, которые за день до этого и через три дня после будут в строгих галстуках, с очень серьезными лицами, и многие из них будут совершенно недоступны для общения, а здесь – вот они. Вот та самая важнейшая составляющая любого мероприятия, которое тем более на военную тему проводится в нашей стране очень многими. Огромное количество организаций, начиная от Министерства обороны и заканчивая коллекционерами. Какая между ними разница?
В этом году приехало несколько машин, про которые даже было невозможно предположить, что они в принципе существуют, настолько они редкие, настолько они уникальные. Бронеавтомобиль Д-8 – эта машина показывает инженерный подход, полностью оправдывая тезис о том, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Закончилась гражданская в нашей стране, тем более гражданская была послесловием к Первой мировой, когда в полный рост на пулеметы ходили цепями, когда только-только тачанка стала потихонечку не то чтобы заменяться, но участвовать вместе с бронеавтомобилями, заднеприводными бронеавтомобилями, иногда на спицованных, очень смешных колесиках. И здесь, в 1920-е годы, в середине 1930-х, когда уже была возможность у заказчика, то есть у рабоче-крестьянской Красной армии, у ГАБТУ – Главного автобронетанкового управления РККА, оглядевшись, обобщив опыт и приблизив, а также зная, что война неизбежна, все-таки доктрина нашего государства была Третья мировая война, задача Российской Советской Федеративной Социалистической Республики была в том, чтобы устроить Третью мировую войну, ну ради победы пролетариата. То есть мы не просто ее инициировали – мы ее готовили. Для этого нам нужно было оружие, для этого нам нужно было, обобщив опыт предыдущих войн, создать технику с упреждением. И мы эту технику создавали, и в результате у нас получилась машина Д-8 работы Доренкова, ижорского производства.
Это машина, которая говорит о том, до какой же степени в армии много идиотов. Дубы оборону укрепляют изо всех сил. Потому что это очень интересная машина, совершенно уникальная, мелкосерийная, 64 экземпляра было сделано за весь срок производства. Она не в женщин и не в Красную армию – переведите на обычный русский язык. Машина очень интересная, она сделана на ходовой ГАЗ-А, то есть это просто легковая машина. Что такое ГАЗ-А, помните? Ну легковушка такая открытая. Ее накрыли бронекузовом, экипаж 2 человека, пулемет Дегтярева в качестве вооружения, башни нет, и пулемет нужно для флангового либо огня сзади переставлять постоянно по бойницам. То есть пострелял немножко спереди, пострелял немножко сзади, пострелял чуть-чуть вправо, потом сказал: “Вася, пригнись, а!” – и пострелял немножко слева.
Конструкторская мысль при этом, конечно, справилась с задачей главного заказчика гениально, потому что, если командир идиот, это не значит, что инженер должен свою работу выполнить плохо, и Доренков как раз человек чрезвычайно талантливый, потому что с точки зрения инженерной задачи это абсолютная эклектика – взять легковое шасси и сделать из этого способный к действию, пусть даже в условиях локального конфликта, разведывательный бронеавтомобиль. Да, не для того чтобы идти в атаку, потому что Доренков прекрасно понимал: ну какая может быть атака! Ну в конце концов, скорострельная артиллерия уже есть. Ты можешь позволить себе противопульную броню на таком чахлом моторе и на этом шасси, но войну ты не выиграешь на этом бронеавтомобиле. Но заказчик-то настаивает. И Доренков совершенно гениально отработал этот заказ, потому что он прекрасно понимал, что перетяжеленная конструкция под весом башни уже никуда не поедет, на этом шасси сделать можно только вот подобную разведывательную легковую машину, тем более что она заднеприводная. Но он же ее сделал. Ее приняли на вооружение, ее начали производить, и этих машин практически не осталось в живых, потому что, как только боестолкновение, понятно, что она погибает в первую очередь хотя бы в силу того, что она – мишень. Если по пехоте стреляют шрапнелью, картечью, если по пехоте артиллерия работает и понятно, что, прижатая к земле, она мало на что способна, то бронеавтомобиль на поле боя может оказать все-таки огневую поддержку, и если уж он затерялся в цепях наступающих, то он становится главной мишенью, а никакого противостояния его брони и артиллерийского снаряда быть не может. Одно попадание – и все. В конце концов – его даже на бок опрокинуть. Этих машин, в общем-то, не осталось. А здесь нашелся человек, который из руин восстановил ее, причем восстановил настолько, что на 80 процентов Д-8 – это оригинал. Это он и есть родной. Это долгие годы работы. И конечно же, где, как не на “Моторах войны”, показать эту машину!
Их, кстати, было два удивительных броневика – Д-8 и ФАИ-М. ФАИ-М – это машина, которая появилась в результате безалаберности и неразберихи. Когда у нас рассказывают и мне в том числе о том, как при Сталине был наведен полный порядок в нашей стране, – нет, это абсолютное вранье, бардак был совершенно чудовищный, и в результате этого бардака родилась машина под названием ФАИ-М. ФАИ – это “Форд-А Ижорский”, и он должен, этот бронеавтомобиль, он появился как работа над ошибками Доренкова, которых он не совершал. Доренков не ошибался, делая легкий бронеавтомобиль, но военные, конечно, через какое-то время поняли, что совершили большую ошибку и должна быть все-таки поворотная башня для того, чтобы вести круговой обстрел, ну как-то отстреливаться же нужно. Поэтому они потребовали сделать башню. Доренков сказал: никаких проблем, конечно, почему бы и нет. И началась работа, была сделана машина на той же ходовой, то есть это после модернизации Д-8, и Д-8 с башней получил название ФАИ – “Форд-А Ижорский”. А бардак привел к тому, что, когда на Горьковском заводе перестали производить “Форд-А” – “ГАЗ-А”, все, закончились, машинокомплекты закончились, шасси закончились, колеса закончились, спицованные, кстати, и Д-8, он на спицованных колесах, производство бронекорпусов продолжалось. То есть бардак при товарище Сталине был такой, что у тебя уже нет шасси, а кузов ты все еще делаешь. Сделали 300 кузовов. В этот момент остановились. Вояки посмотрели и сказали: “Ой, чего же вы натворили-то? Мы же заводу-то Ижорскому отбой не давали, они выполняют план”. Как они могут отказаться и сказать РККА: “Легендарная наша Красная армия, мы не будем делать то, что ты нам заказала”. А Ижорский завод откуда знает планы Горьковского автозавода? Согласованности же никакой нет. И вот на складе лежит 300 бронекузовов. Почесали затылок, поняли: ну желательно, конечно, всех расстрелять, ну мы этим путем тоже шли, никогда себе в этом удовольствии не отказывали, но работать же кто-то должен. Начали переводить машину на шасси того, что в этот момент освоено в производстве Горьковским автозаводом, то есть на М-1, на эмовском ходу, и из “эмки” родилась машина ФАИ-М. То есть “Форд-А Ижорский”, он же “ГАЗ-М-1” – “эмка”. Вот такая вот эклектика. Это уже машины с башней. Машина тоже принимала участие в войнах, она успела повоевать везде, где только можно было. Как вы знаете, Советский Союз был настолько миролюбив, что ни одного дня своей истории не провел в состоянии мира, постоянно где-то проливал кровь своих солдат и по периметру нашей страны, не только по периметру других сопредельных территорий, поэтому бронеавтомобиль успел повоевать, но был, конечно, полностью истреблен в первые же месяцы Великой Отечественной войны, она же Вторая мировая. И восстановить подобный автомобиль – это тоже подвиг, это подвиг коллекционера, это подвиг реставратора. И одно дело, насколько подобная машина была неуместна на поле боя, и другое дело – вот она данность, вот она возрожденная история. Вот с этим наша Красная армия должна была противостоять немцам, вот с этим у нас и произошло первое боестолкновение, и с этим мы отступали до Москвы, потом вся эта техника была полностью уничтожена, на 1942 год уже по списочному составу пойди поищи эти бронеавтомобили, легкие, мало кому нужные и непроходимые, они же все заднеприводные, полный привод мы не делали. Немцы делали полный привод, англичане делали полный привод, итальянцы с французами делали полный привод. А мы, русские, мы смотрели по сторонам и делали бронеавтомобиль по лекалам Первой мировой войны. Но одно дело – несостоятельность главного автобронетанкового управления РККА, и другое дело – инженерный талант. Вот попробуйте в подобных условиях. У тебя 300 бронекузовов, и ты понимаешь, что на дворе, вообще-то, на минуточку, 1937 год, и все прекрасно понимают, что происходит в стране. И ты должен этот бронекорпус совместить с совершенно другим автомобилем. Совместили – получилось, РККА осталась очень довольна, заказ был принят, машина встала на вооружение, машина пошла в бой. Вот они, вот они стоят.
С немецкой стороны – совершенно фантастический “Адлер”. Нам “Адлер” с вами известен в комедийном фильме Гайдая “Кавказская пленница”. Помните, красная машина, на которой ездили Вицын, Моргунов и Никулин? Они ездили как раз на “Адлере”, но тот был “Адлер Трумпф Юниор”, он переднеприводный, что совсем уже удивительно, потрясающая редкость. Этот “Адлер” третий гэдешка на шасси “Дипломата”, модель 1934 года, с рядной четверкой, я сейчас подумал, или с рядной шестеркой, у него была рядная шестерка, 64 лошадиных силы после модернизации двигатель. И вот этот “Адлер” тоже заднеприводный, и немцы – помните, у них же были “кюбельваген” как тип автомобиля, “Фольксваген” заднеприводный, заднемоторный тоже воевал, хотя куда ему, дворняжке, бедному воевать, куда ему лаять на взрослых собак! Было же. И “Адлер” – это машина, которая во многом сохранила черты гражданской красоты. Уникальный автомобиль, пойди поищи в таком военном обличии эту модель 3ГД, а здесь она стоит, 5 лет реставрации. Конструкция, конечно, удивительнейшая, потому что представьте себе централизованную смазку, которая подводит масло даже к серьгам задних рессор.
5-й Международный военно-патриотический фестиваль “Моторы войны” в Черноголовке, который на самом деле фестиваль ожившей, возрожденной военной техники. Иду по лагерю, ко мне подходит человек в форме, говорит: “Уху будешь?” – я говорю: “Уху – да”. “Там макароны еще”. Подхожу – уха, ну тут же прямо наливают из котла, профессиональный повар приготовил, то есть это не армейский дилетант, который изображает из себя повара. Чрезвычайно вкусно. В этот момент Людмила Лен – там сцена небольшая, перед ней стоит сорокапятка, немножко копанины, музыка времен войны. Людмила Лен берет микрофон и говорит: “Готовимся к выезду на слалом”. Ведь техника должна быть живая, техника должна после реанимации показать, какой она была в молодости, техника должна двигаться. Поэтому, пока ты там стоишь ешь уху, мимо тебя уже начинается движение разной техники, постоянно что-то куда-то как-то едет. Но в первый день, а весь фестиваль продолжается два дня, в первый день проходит ралли в лесах и полях, а на второй день – слалом бронетехники в поле. И люди начинают потихонечку – все, кто в лагере, они все приглашенные на мероприятия – слалом посмотреть своими глазами – не бывает такого, никто в мире не проводит нигде и никогда в формате никакого мероприятия слалом военной бронетехники, нету такого. Только на “Моторах войны”. И вот Людмила говорит: “Готовимся, запускаем моторы”. И там – брум-брум, дрын-дын-дын. Американский скаут стоит. Срочно бензина нужно залить. Так, где бочка? Потащили. Вот нормально, как обычно механизированные части приходят в движение – вот именно так. С легким русским матом, потому что трофей капризничает. Тут английская техника, тут итальянская техника, тут американская техника, тут наша техника, тут немецкая. Дрын-дын-дын, брум-бум-бум – все это заводится. И постепенно техника начинает выезжать, выстраиваться в колонну. А все мы совершенно гражданские люди. Пожалуйста, вот вы на чем хотите? Вот пошла полуторка, причем это ГАЗ “Тимкин”, это который ААА, у него сзади-то стоит двухосная тележка та самая знаменитая, причем с демультипликатор. Можно на нем поехать, потрясающее качество реставрации. Можно на броне. И конечно, самые неосторожные, самые восторженные, они же помнят, как Берлин брали, сидя и развевающейся плащ-палаткой помахивая во все стороны, с ППШ на руках наши пехотинцы, гордо смотревшие и скакавшие на ухабах, бац – и победили. Очень приятный образ. Многие полезли на броню. Я на броню не полез, я знаю, каково кувыркнуться с танка. Обычно, когда ты падаешь с танка, ты падаешь почему-то всегда под гусеницы. Я не пробовал, но у других наблюдал – у них получается. Первой пошла легкая техника, первыми пошли “виллисы”, “доджи”, тот самый “додж три четверти”, а их там было – 52-й был, 51-й, 56-й, 57-й, разной модификации, в очень хорошей степени аутентичности, потрясающие “доджи”, они пошли, “Штайер” пошел, “Мерседес 1500” пошел. Причем там люди, фотоаппараты, селфи, айфоны – и все это настоящее, все это вот с лязгом, с грохотом, видно, как работает мотор, видно, как этому мотору – у немцев же очень часто было – слабосильность двигателя, у наших тоже. Броневик, у которого двигатель 40 лошадиных сил, это что такое! И вот он едет, пошел Д-8, пошел ФАИ-М. А потом поехали мы. Я сел на мотоцикл, я сел на “Сахару”, на желтую, песчаную BMW R75 с коляской, имеющей привод. И нас там несколько человек прыгнули. Я сначала сел на заднее седло. Очень интересно было, у “Сахары” же не было подвески сзади. Только за счет резины и только за счет самого сидения. Очень хорошо. На русском проселке фашист ехал и даже не растрясся. Я в роли этого фашиста посмотрел – очень хорошо. А потом, когда эта машина стала трофейная, ну тут уж само собой, конечно, было здорово. С коляской мы выезжаем, потом идут танки, мы их пропустили, пошел Т-34, Т-34-85, значит, “сушка” 76-я, потом 44-М и, конечно, грандиозный ИСУ-122. И после него мотоциклы. И уже там часть другой техники, немножко гражданских. И мы едем в облаке пыли, ну как и полагается, танковая колонна, дальше идут мотоциклисты, впереди идет легкая техника. Мы едем прямо, четко за этим 122-м ИСУ. Кстати, почему он ИСУ называется? Он сделан на базе танка ИС, потому что 122-й еще, кстати, был на тэшном ходу, на Т-34-м, и если посмотреть правде в глаза, то название этой техники, название этой машины – “Иосиф самоходная установка 122 миллиметра”. Вот мы едем за этим “Иосифом”, перед ним идет Т-44-М. У Т-34 в переднем бронеплече, в той самой рикошетной люк механика-водителя, слабое место. Но когда ты идешь в маршевой колонне, если ты не боишься запылиться, но хочешь при этом получить обзор, ты поднял люк и ты, по крайней мере, хоть что-то видишь. У Т-44-М такой возможности нет, у него смотровая щель – и спереди стоит панорама. То есть ты либо смотришь через панораму, либо через смотровую щель. На самом деле ты не видишь ничего, особенно если ты двигаешься в пыли. А мы шли в пыли. Мы ехали через лес по пыльной дороге, и Т-44-М правой гусеницей рубит березу, ну как и полагается, как танк прется через лес – как слон в посудной лавке, конечно, он ничего не видит. Весит он 32 тонны, поэтому 32 тонны даже не замечают эту березу. Дальше идет “Иосиф самоходный 122-миллиметровый”, и у него, конечно, вся башня увешана гражданскими лицами. А у “Иосифа”, у него механик-водитель, там броня лобовая, я выложу, кстати, этот, у меня есть съемка, там мощнейшая лобовая броня, но механик-водитель даже через открытый люк не видит правый сектор вообще, у него здесь орудие, поэтому видит он только перед собой и слева. Справа если ты не увидел, например, танк, ты его не увидишь никогда – ты его только почувствуешь, когда уже прилетит. Поэтому за обзор справа отвечает командир. Механик-водитель видит только прямо и только перед собой. И 44-ка долбанула по березе, а 122-й со всего маху завалил две березы как раз правой гусеницей – и они полетели на башню, на людей. И вот мы едем на мотоцикле сзади, за ним, и смотрим, как сначала качаются эти березы, как ствол пошел на провода, не достал, и второй ствол падает четко совершенно, вот точно совершенно на людей, и в последний момент случается чудо, потому что его отбрасывает сначала вправо, а потом прямо нам под колеса. Мы останавливаемся – вот она партизанская засада, где фланговый огонь. Справа стоят два гражданских мотоциклиста, парень с девушкой на шикарной, модой технике, в великолепной экипировке, очень модные и респектабельные. Они поехали в выходной день покататься по пересеченке, благо у них кроссоверы, а тут – танк, а тут – немцы, а тут – еще один танк, а тут береза, а тут стреляют. Они стояли, как в театре, на авансцене. Другое дело, ребята толковые, отошли в сторонку, понимают, что может, не дай бог, им прилететь. Они стоят, на все на это смотрят, и вот эта степень вовлеченности – они своим глазам не верят. У них такой восторг, они сняли шлемы, у них глаза сияют. А глаза сияют у всех. Потерь-то у нас нет, никто не пострадал, но степень аутентичности и погружения в тему. Мы выезжаем на поле, и на поле начинается слалом. В этом слаломе принимает участие в том числе и самоходная артиллерийская установка 122-миллиметровая, и танки, и бронеавтомобили, и Д-8, который тих-тих-пых, быр-быр-быр, и видно, как он на пересеченке. Да, тяжело, но механик-водитель опытный, он может. И кстати, ведь все это из частных коллекций, все эти танки из частных коллекций, и Слава Лен меня познакомил с владельцами, с теми коллекционерами, кто эту технику спас, кто ее выкупил, кто ее добыл, кто ее отремонтировал, отреставрировал, кто ее содержит. Это люди с такими горящими глазами! Таких лиц в обиходе не найти. Для этого нужно специально в Черноголовку приехать или в Крокус. Посмотреть на них. Они совершенно другие. И в этот момент они совершенно другие. Чумазые! Ну какой человек может быть танкист? Танкист – его же всегда по запаху, по солярке можно почувствовать, вот он танкист идет. И никто не пострадал, мы завал расчистили, на нашем мотоцикле едем, слалом, на пересеченной местности танки, бронетехника, ей тяжело. Слава Лен достает большую коробку и говорит: “Ребята, я тут из Голландии пролетом, вот тут сыр вкусный. Голландский. Настоящий. Не из пальмового масла. Да, кстати, пострелять хочешь?” – достает ТТ, а у него холощеный, официальный, то есть это тот самый пистолет, который не классифицируется как оружие, и холостые патроны к нему официально продаются. Если посмотреть питерский сайт, то там можно заказать себе, можно купить себе ТТ, можно купить ППШ, можно купить ППС, можно купить “дегтяря”. И к ним патроны холостые, те самые складские, профессиональные. И стреляют они, кстати, очередями. Поэтому есть еще аутентичность по звуку, по лязгу гусениц. Со мной на мотоцикле управлял им старший майор НКВД. Для меня это всегда загадка. Я понимаю людей, которые реставрируют технику, я понимаю энтузиазм, когда наши люди с таким интересом возрождают какую-нибудь немецкую самоходку, немецкий мотоцикл, немецкий внедорожник. Это очень интересно, это процесс постижения, это процесс возрождения, это часть того, что по нашей стране ездило, и то, на чем мы тоже воевали. Я не понимаю людей, которые надевают на себя немецкую форму. Я знаю, что кому-то надо, особенно у реконструкторов – ну как же. Я этого не понимаю. Я не понимаю человека, который надевает на себя форму офицера НКВД. Не могу этого принять ни в каком виде. Для меня это странно. Мне кажется, что это требует каких-то объяснений. Вопросы на всякий случай не задаются, потому что можно услышать то, что тебя разочарует еще сильнее. Чтобы этого не произошло, просто принимаешь как данность. Очень много людей в офицерской форме, но в том числе энкавэдэшной. И примечательно, вот командующий всем этим парадом Слава Лен – он в каком звании. У него одна шпала капитана.
У нас, в военно-историческом клубе “Слава Отечества”, был в свое время такой вольноопределяющийся Раменский. Он исповедовал принцип служения Российской империи. Вольноопределяющийся – как вы знаете, в РККА такого не было. Раменский закончил артиллерийское училище наше, он был лейтенантом-артиллеристом. Как только молоденьким лейтенантом-артиллеристом он получил назначение в часть, тут же загремел на учения. И его как молоденького поставили и сказали: “Ну, лейтенантик, ты давай сиди совершенно спокойненько, вот у тебя склад, здесь снаряды – охраняй”. Зима, холодно, полушубок, валенки – и шальной снаряд попадает в этот склад, в эту пирамиду. Разметало все капитально. Контуженного Раменского – сначала он получил по мозгам взрывной волной, потом березой. Его тут же комиссовали, он очень обиделся на Красную армию, после этого стал белогвардейцем и в клубе “Слава Отечества” был вольноопределяющимся. Осень, Бородино. По-моему, это был где-то. наверное, 1990 год, может быть, 1991-й, а может быть, уже и 1992-й. На Бородино все те, кто участвует в реконструкции Бородинского сражения, соответственно, переуниформированы на 1812-й, и было очень много пиротехнических эффектов, и поле было заминировано, и рядом стояли стройбатовцы, тогда еще в том числе киргизы, и кидали в толпу взрывпакеты для аутентичности, и поле заволакивало дымом. И дымовые шашки. Раменский шел с поднятым воротником шинели, и ему за шиворот попал взрывпакет и взорвался. Я видел Раменского после того, как его утащили с поля боя, у него была совершенно красная физиономия, он получил очередную контузию в своей жизни. И после этого ушел из нашего клуба “Слава Отечества” и организовал свой военно-исторический клуб, который назывался “Конвойная рота НКВД 1937 года”, и пошил себе форму со всеми полагающимися атрибутами энкавэдэшника 1937 года. То есть у каждого есть свой сценарий, каждый понимает, почему он в той или иной форме выступает в данных обстоятельствах.
Слалом был уникальный, на слаломе было много техники задействовано, на слаломе была техника, которая просто приехала. Как всегда, откуда-то появляются местные. Местные никогда не в курсе, почему у них что-то происходит под носом. Поэтому если на тебя вдруг выезжает танк, а ты грибни и у тебя с собой кошелка и нет даже рации, чтобы доложить об этом куда следует, то ты один на один с обстоятельствами, как правило, в восторге. Ты идешь по лесу за грибами – на тебя выезжает танк. Там деревенские тоже пришли. Кстати, деревенские лучше всего среагировали на кухню с ухой. Они пришли, с большим удовольствием поели, некоторые бабушки устроили склоку из серии “вас здесь не стояло”, но их тоже накормили, сказали: “Бабушки, ну какая проблема, ну что вы, совершенно рады абсолютно всем”. Там же, на слаломе, не ездил, но рядышком стоял целый выводок “виллисов”, и среди них – чем интересна американская техника того периода – конечно, унификацией, и только специалист знает вот эту разницу, чем отличается одна машина от другой, ну те же самые, например, “додж три четверти”, ты попробуй 51-й от 52-го, 56-й от 57-го отличи. Ты должен знать, чем они отличаются. И здесь, среди всех этих вот “виллисов” бац – родной “бантан”, его называли “бантиком”. То есть это тот самый первородный джип, с него все началось. Карл Пробст, кстати, немецкий инженер, машину, которая называлась “бантан”, смастерил за пять дней. Он чертежи уже через пять дней по техзаданию предъявил, сказал: “Вот!”. Чертежи были утверждены, машина была сделана. Вы помните, там нужно же было за 49 суток сделать эту машину. Когда американцы размещали условия тендера, они сказали: 49 суток, чтобы был готовый образец. Карл Пробст машину создал за пять дней. И потом, фирма поскольку была маленькая, ей дали возможность выпустить только 2000 с чем-то экземпляров-бантанчиков, которые ушли через англичан в основном все к нам, а заказ министерство в приказном порядке распределило на “Форд”, и поэтому “Форд-GP”, который, собственно, и стал прародителем бренда джип, и на фирму “Виллис оверленд”. И мы знаем, конечно, в основном их под видом, под названием и под обликом “виллиса”, а здесь родной бантанчик. Он приехал не из Москвы, он приехал из частной коллекции из региона, и нижайший поклон этим людям из регионов, кто приехал на своей технике. Часть из них, кстати, приехала своим ходом. Они же все на хорошем ходу. Поэтому люди садятся и едут через полстраны, в том числе за рулем удивительного совершенно автомобиля – “виллиса”. За рулем “бантана”, за рулем “Форда”. “Форда” пока, кстати, не было. А еще из уникального там были потрясающие итальянские тягачи, потому что “Фиат СПА” 37-й – ну это невероятная машина. Я уж сколько раз его вижу, столько раз поражаюсь тому, как итальянские инженеры отнеслись к оборонному заказу. Люди получили деньги, им сказали: “Сделайте” – они оторвались. Это маленький артиллерийский тягач с четырехлитровым четырехцилиндровым двигателем мощностью 50 лошадиных сил на 6 человек экипажа.
