В декабре пресса начинает подводить, что называется, предварительные итоги.
Журнал Власть уже провел опрос о трех главных событиях года с точки зрения своих читателей.
Часть из них в ответ на вопрос журнала на первое место поставила Беслан. Как сказал главный раввин России Берл Лазар, “раньше жизнь делилась на до войны и после войны, сейчас – до Беслана и после Беслана”.
Другая часть читателей вспомнила президентские выборы в России.
Упомянуты были и события на Украине. Григорий Явлинский считает украинскую революцию “хорошим событием” – в отличие от Беслана и избрания Владимира Путина на второй срок.
В то же время по мнению лидера КПРФ Геннадия Зюганова, ситуация на Украине “показала, что распад, допущенный в 1991 году, продолжается”.
А губернатор Новгородской области Михаил Прусак, трезво заметил по поводу украинских событий, что “еще неизвестно, как они отразятся на нашей экономике”.
Пресса все еще продолжает рассуждать на тему – возможен ли “оранжевый” сценарий в России.
Как пишет газета Известия, “в Югославии и Грузии все уже свершилось, что будет на Украине и в Абхазии – скоро станет ясно. И вот тогда настанет наш черед”.
Поскольку, по общему мнению, в Белоруссии “оранжевый” вариант вряд ли возможен: “Батька – мужик крутой, на мнение Запада ему давно плевать, и толпы вроде нынешних киевских или прошлых тбилисских будут в Минске разогнаны за час”. Россия – дело другое.
Как заметил в интервью Независимой газете председатель Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов, в последнее время из-за “серии событий и внутриполитических изменений” имидж России на Западе резко ухудшился. “А сейчас облик страны является ключевой составной частью ее власти, мощи, влияния”.
Российское влияние – и без того не слишком существенное – стало резко сокращаться, как считает Караганов, “в связи с тем, что мир не понял и не принял наши внутриполитические реформы”.
На Западе не раз высказывалось мнение, что эти реформы “ведут к повторению, но на более низком уровне, советской модели”. То есть, по сути, являются проявлением слабости и нежизнеспособности существующего режима: “А слабых, как известно, бьют”.
Безусловно, события в Беслане стали для Владимира Путина самым тяжелым ударом за годы его президентства, пишет журнал Власть.
Хотя нынешний президент и пришел к власти благодаря “маленькой победоносной войне”, которой должна была стать вторая чеченская кампания, все же чеченский вопрос не был его личной проблемой – это было наследие ельцинского режима. После Беслана все изменилось: Путин, пишет Власть, воспринял события в Северной Осетии как вызов, брошенный лично ему.
Ответ оказался асимметричным: президент “железной рукой, не обращая особого внимания ни на критику Запада, ни на возражения региональных лидеров”, начал реформу всей системы государственной власти. Эти реформы, заявленные в программной речи Путина на расширенном заседании правительства 13 сентября, по мнению журнала, “имели мало общего с реальной борьбой с терроризмом, зато фактически перечеркивали все, что было сделано им ранее”.
Взять, например, пресловутый переход от всенародных выборов губернаторов к их фактическому назначению: вряд ли президент той же Северной Осетии, замечает журнал, возглавив республику по новой схеме, сумел бы противостоять акции террористов.
Зато Кремль теперь сможет не отвлекаться “на всякие мелочи вроде продавливания на губернаторских выборах нужных ему кандидатов”, а полностью сосредоточиться на главной для себя задаче – “мобилизации всего общества на войну, объявленную России террористами”.
Впрочем, как считает журнал, не исключено, что переход к назначению региональных лидеров был для Кремля шагом вынужденным, “доказывающим, что федеративная реформа 2000 года так и не принесла должного результата”.
В самом деле, уже длительное время избиратели на региональных выборах отказываются голосовать за кандидатов, поддержанных Кремлем и “Единой Россией”. Предпочтения отдавались представителям так называемой “третьей силы” – от местных бизнесменов (как в Архангельской или Псковской областях) до эстрадных артистов (как на Алтае). И хотя вновь избранные губернаторы все, как один, торопились продемонстрировать Кремлю свою лояльность, некие сомнения, видимо, все же оставались.
Как замечает Власть, “окружение президента не могло быть уверено, что такие губернаторы обеспечат нужный результат президентских выборов 2008 года, по итогам которых власть в стране должна быть передана преемнику Владимира Путина”. А переход к их назначению был единственной мерой, дающей стопроцентную гарантию – как страховой полис.
Ну, а если нынешний президент решится на изменение Конституции с целью продления своих полномочий, поддержка преданных губернаторов будет ему тем более необходима, заключает журнал.
“Власть хочет обезопасить себя даже не столько на ближайшие три года (тут ей вроде ничего не грозит), сколько на годы после 2007-го”, – пишет журнал Профиль.
Как признают в самом Кремле, властная структура сегодня неустойчива потому, что “залогом всего как был, так и остается президентский рейтинг”. Который “только растет по экспоненте, упасть же может в одночасье”.
После Беслана наверху поняли, что некое неожиданное и драматические событие может стать тем “утесом”, о который нынешняя российская стабильность “разобьется как хрустальная ваза”.
Именно неуверенность в том, что традиционное российское “ручное управление” и далее, после 2007 года, будет эффективным – главное стимул для действий российских политтехнологов, прогнозирующих будущую политическую конструкцию, отмечает Профиль.
А из тотального недоверия рождается стремление взять под личный контроль по возможности все – финансовые и административные ресурсы, партии и избирательную систему в целом, СМИ и институты разового одобрения протеста или одобрения – митинги, шествия и т.д.
Таким образом, с точки зрения Профиля, к операции “Преемник-2008” готовят не столько общество, сколько государственную систему. Причем, готовят, как выражается журнал, по слоям.
Слой первый – финансовые ресурсы.
“Едва ли не главным принципом назначения на руководящие посты в ведущих компаниях становится принцип личной преданности”. Об эффективности работы компаний в этой ситуации говорить не приходится. При этом от напряженности во взаимоотношениях власти и бизнеса экономический климат в стране ухудшается, отток капитала растет: из России бегут “испуганные деньги”.
“Проблема легитимизации результатов приватизации не только не решена – она еще более обострилась”, – пишет Профиль.
Доклад Счетной палаты об итогах приватизации, как отмечает в Литературной газете руководитель аналитического центра “Меркатор” Дмитрий Орешкин, превратился в своего рода “секретное оружие”. Точнее сказать – в козырь, который “определенные силы предпочитают держать в рукаве до некоего “прояснения ситуации”.
После аукциона по продаже “Юганскнефтегаза” неизвестной фирме-призраку, за которой явно просматриваются интересы государства, стало предельно ясно: “если еще и по приватизационному направлению “наехать”, капиталы побегут из России в массовом порядке”. И без того, как признают эксперты, экономическая ситуация в стране самая тяжелая за весь посткризисный период (после 1998 года).
С другой стороны, подчеркивает Орешкин в ЛГ, если бизнес вздумает себя плохо вести, доклад СП можно использовать против него в любой момент. “Если же бизнесмены будут паиньками и носить своевременно “куда-то что-то”, последствия многолетней кропотливой работы СП могут быть для них не самыми страшными”.
А куда носить – станет ясно ближе в 2008 году.
Второй слой общественного устройства, нуждающийся в подготовке к операции “Преемник-2008”, о которой пишет журнал Профиль – это административные ресурсы. Здесь все более или менее ясно, хотя журнал считает нужным подчеркнуть, что “реакция на сентябрьскую политическую революцию путина отнюдь не стала стройным хором одобрения”.
В связи с этим, пишет журнал, возникает вопрос: каким окажется госаппарат через два года? Как говорят, в ближайшем окружении Путина, “периодически стали проскальзывать черты некоторого недовольства президентом”. И недовольство это связано как с тем, что “президент не принимает четких решений”.
К тому же, замечает журнал, хотя отправка ближайших соратников в бизнес идет полным ходом, уверенности в том, что в час Икс они будут защищать интересы партии, а не свои собственные, по-видимому, нет.
Как считает журнал Власть, едва ли не главное событие 2004 года в российской экономике – беспрецедентное укрепление “Газпрома”.
При этом, однако, возникает вопрос, подчеркивает журнал: хорошо ли для государства то, что хорошо для “Газпрома”?
“Ответ зависит от того, как понимать интересы государства”, – пишет Власть. Если ответ положительный – значит государство – это укрепившаяся во власти группа чиновников, для которых контроль над “Газпромом” – “это и политическая победа, и “кормление”, и оружие”. Если же государство заинтересовано в росте экономики в целом, сверхмонополия “Газпрома” для него вредна.
Во всяком случае, как считает экономический обозреватель Власти Николай Вардуль, из истории с укреплениям “Газпрома” можно сделать вывод, что в России происходит поворот не в сторону государственного капитализма, о котором так много было написано в последнее время и от которого многие ожидали возвращения традиционного российского патернализма. Все намного проще: “прежнюю олигархическую группу, пришедшую из экономики во власть, сменяет новая, пришедшая из власти в экономику”.
А третий слой госсистемы, о которой пишет журнал Профиль – масс-медиа: “Население развлекают, занимают, напутствуют. Только не информируют”.
По наблюдениям журнала, блок зарубежных новостей на телеканалах, как правило, сводится либо к потерям американцев в Ираке, либо к маргинальным новостям, которые преподносятся как нечто чрезвычайно значительное.
“Нам больше не рассказывают о жизни там, нам рассказывают, как хорошо жить тут, – пишет Профиль. – Там – почти одни пожары, взрывы и наводнения. В России – жатва, получение жилья очередниками, строительство мирной жизни вплоть до аквапарка в Чечне, встреча президента, доклад президенту, визит президента”.
Медиа-пространство, по выражению журнала, “послушно до стерильности”. Тем не менее уместен вопрос: “Насколько оно, стерильное, будет способно выполнить ему отведенную функцию – скажем популяризации преемника?”. Тем более в ситуации, когда социологи уже начинают отмечать некоторую усталость электората от лидера.
“При нестабильном же рейтинге, – замечает журнал, – будет уже не так просто вывести в лидеры преемника, поскольку простой ассоциации “его поддерживает Путин” будет мало”.
Надо сказать, что принципы подбора кандидатуры преемника-2008 ничем не отличаются от принципов, сформулированных в 2000-м году, накануне ухода Ельцина с президентского поста.
Принцип первый: преемник должен прежде всего “гарантировать, что не совершит резкой смены элиты”.
Принцип второй: в случае возникновения серьезных политических или экономических проблем он должен быть способен справиться с ними сам, не обвиняя во всем предшественника.
“Не исключено, – замечает журнал, – что это и станет главной дилеммой Путина – выбор между преемником сильным и преемником послушным”.
Если же выбор сделать не удастся, Путину, пишет Профиль, просто не дадут уйти: “Заставят остаться если не в ипостаси президента, то, может быть, главой правительства, сформированного по партийному принципу”.
Как только что произошло на Украине после провала тамошней операции “Преемник-2004”.
А что же российские граждане?
В стране растет число социальных пессимистов, предупреждает газета Известия. Даже среди людей, наиболее оптимистично настроенных – молодежь, люди с высоким уровнем доходов, с высшим образованием, жители мегаполисов – число оценок 2004 года как хорошего “для себя лично” по сравнению с 2003-м снизилось на четверть.
Однако число тех, кто считает, что этот год был лучше, чем предыдущий для России в целом, уменьшилось еще более значительно – наполовину.
Социологи фонда “Общественное мнение” констатируют: “Такое резкое снижение позитивных оценок уходящего года и применительно к “себе лично”, и применительно к стране в целом диссонирует с вполне оптимистичными заявлениями правительства о росте реальных доходов населения, снижении инфляции, росте ВВП”.
Эти “ножницы”, как и следовало ожидать, самым прямым образом сказываются на оценке ведущих политиков, прежде всего – президента.
Если в предыдущие годы Владимир Путин набирал в номинации “человек года среди политиков” от 41 до 44% голосов, в этом году его выбрали лишь 26% опрошенных.
Ничего загадочного в этом нет. Участники исследования ФОМ, которых попросили объяснить, почему, по их мнению, 2004 год был хуже, чем 2003-й, говорят об экономических и социальных проблемах – низком уровне жизни, инфляции, росте цен. Плюс добавившаяся к ним монетизация льгот.
Все это, за исключением монетизации, уточняют Известия, присутствовало и раньше, однако именно в конце 2004 года “количество неприятных обстоятельств жизни перешло у россиян в качество их настроений”.
Таким образом, констатирует газета, “заряд социального оптимизма, который общество получило с приходом молодого и сверхпопулярного президента, почти иссяк”.
Оптимистов в стране, как утверждает ФОМ, осталось порядка 27% – не так уж мало. Но они, по словам социологов, “выражают общую надежду на улучшение ситуации, без указаний на конкретные обоснования таких прогнозов: “должно наладиться”, “будет не високосный год”, “мы не можем ниже опускаться” и т.д. На то, что “Путин нас куда-нибудь выведет”, а “правительство поумнеет”, надеются всего 4%. А надежду на то, что жизнь в стране станет более безопасной и стабильной, выразил 1% опрошенных.
“В России складывается очень народный режим, – утверждает Денис Драгунский в журнале Новое время. – Коррупция, беззаконие, махинации на выборах, ликвидация социальных гарантий, псевдолиберальная обдираловка в образовании и здравоохранении, обогащение верхов и обнищание низов, всеобщее воровство и вранье – вот его наиболее существенные черты.
Народным же Драгунский называет режим потому, что народу “все это безобразие очень даже нравится, хотя он ругается и плюется на каждом шагу”. В самом деле, пишет автор, разве кто-нибудь протестует против коррупции или махинаций на выборах? А также против отмены льгот? Роста цен? Низких зарплат? Бесчеловечных пенсий?
“Ну что поделаешь, – констатирует Драгунский, – если в нашей стране сложился крепкий садомазохистский союз власти и народа?”
Денис Драгунский призывает демократов “хотя бы осмыслить ситуацию. Думать, как она будет развиваться. Прогнозировать ее тупики и развилки. И искать выхода на новых, пока еще не изведанных путях”.
Эта интонация отчаяния – новый оттенок, появившийся в высказываниях российских демократов после событий на Украине, после того как отработанные на российском электорате технологии дали в соседней стране неожиданный сбой.
Как пишет Валерий Панюшкин в газете Коммерсант, “у всякого неизможденного народа есть потребность каждые четыре года бороться за свободу”. Придуман даже “щадящий механизм” этой борьбы, поясняет автор, “методом опускания избирательного бюллетеня в избирательную урну”.
Это реальный способ выразить власти свое мнение о ней – если оно, это мнение ей интересно.
Как считает Панюшкин, “выборы в демократической стране есть самая большая в мире демонстрация. Но щадящая, не разрушающая экономику страны, не парализующая транспортных артерий, не имеющая в качестве побочного эффекта миллионы отмороженных почек, придатков и легких. Дело только в том, что народ должен получить от выборов удовлетворение”.
Если же результаты выборов неправдоподобны, “народ идет изъявлять свою волю на площадь, на баррикады, на войну. Если выборы несвободны, народ усугубляет радикальность своего волеизъявления до тех пор, пока не почувствует разлитого в воздухе торжества справедливости”. Как это было в Киеве. Но – и в этом согласно большинство наблюдателей – вряд ли будет в России.
“Рост мировых цен стал допингом для российского общества, – пишет обозреватель издания Газета Андрей Рябов. – Доходы государства повысились, и это на основе негласного общественного консенсуса между самыми разными социальными слоями было воспринято как своеобразный сигнал, что ничего менять не нужно”.
Судя по всему, продолжает автор, значительная часть населения, лишенная “привычных форм существования в виде различной социальной помощи и льгот, вынуждена будет снова вести борьбу за более или менее достойное существование”.
В свою очередь, средний класс при продолжении благоприятной нефтяной конъюнктуры (в этом мало кто сомневается) может надеться на сохранении статус-кво, но никак не на дальнейшее упрочение своего положения.
Социального оптимизма в канун нового года исполнено только российское чиновничество, “научившееся в рыночных условиях повсюду извлекать свой гешефт”: именно оно рассчитывает существенно повысить свой уровень жизни и укрепить позиции в обществе.
Понятно, что в этой ситуации о программе модернизации страны можно забыть, равно как о развитии демократии, строительстве гражданского общества и прочих либеральных излишествах.
Правда, лидер КПРФ Геннадий Зюганов в одном из своих ныне немногочисленных интервью (на сей раз еженедельнику Версия) неожиданно, но твердо пообещал, что “у нас через год-два будет примерно то же самое”, что на Украине, поскольку там “разыгрывается наш сценарий”.
Но вряд ли Геннадий Андреевич хотел сказать, что в России в течение двух лет появится отсутствующее ныне гражданское общество (на Западе украинская революция была воспринята именно как свидетельство наличия гражданского общества в этой стране).
Впрочем, конец года – время не только подведения итогов, но и всевозможных прогнозов и даже пророчеств. Кто знает, каким из них суждено сбыться? Вдруг “компророк из села Мымрино” окажется прав?
Утешает только одно: следующий год и правда, как напомнили редкие российские оптимисты, будет невисокосным.