Афганистан и Чечня: охота на волков или танцы с волками?

0:00
0

Первый шок, вызванный катастрофой 11-го сентября, схлынул. Сообщения о подготовке ответных ударов, заполнившие страницы российской прессы, пресса комментирует на разные лады, сходясь, однако, в двух пунктах.

Прежде всего, никто не сомневается в том, что урок врагу будет преподнесен наглядный и устрашающий. Тем не менее, многие предполагают, что результаты американской операции будут сильно отличаться от того, что запланировано. Правда, никто не берется однозначно ответить – какими именно будут эти результаты.

Как пишет, например, журнал Профиль, в последние годы всякую серьезную драку Америка начинает с удара своим главным “топором войны” – крылатыми ракетами “Томагавк”. Выглядит это впечатляюще, однако сказать, накроют ли ракеты нужную цель, с уверенностью нельзя. Профиль не сомневается, что “настоящие боевые действия могут затянуться на годы”.

Однако надо иметь в виду, замечает журнал, что “пропаганда – оружие не менее эффективное, чем бомбы”. Ясно, что действия стратегических сил супердержавы номер один против столь ничтожного в техническом отношении противника, как “Талибан”, способны лишь успокоить и утешить “требующих отмщения американцев” (талибы, в отличие от, например, Милошевича, после ковровых бомбардировок вряд ли сдадутся.

Что делать Соединенным Штатам после первого удара – на этот вопрос Профиль отвечать не берется.

“Надо ли ловить бен Ладена?” – спрашивает Андрей Грачев в Московских новостях. По его мнению, оставаясь на свободе, главный террорист может сыграть роль значительно более важную – “роль, которую до него в течение нескольких лет исправно исполнял другой мировой пария – Саддам Хусейн”. Сохранение багдадского режима позволило США уже после того, как война в Персидском заливе была окончена, использовать Ирак в качестве “главного оправдания системы ПРО”, задуманной нынешней американской администрацией.

И теперь неуловимый и всесильный бен Ладен, способный “согнуть весь мир в дугу международной нестабильности и террора”, стал для западных политиков прекрасной возможностью передать бразды правления военным для уничтожения террористов. Единственная проблема в том, замечают Московские новости, что процесс их уничтожения может не только затянуться, но перерасти в третью мировую войну.

А военный обозреватель Московских новостей Павел Фельгенгауэр напоминает, что из-за много летней засухи сегодня Афганистан находится в полной зависимости от поставок зерна по линии ООН. Если эти поставки в связи с угрозой бомбовых ударов прекратятся, к весне в Афганистане может начаться массовая гибель людей от голода, и США будут вынуждены прекратить боевые действия из гуманитарных соображений. В этом случае талибы могут счесть, что моральная победа за ними: “Они, став героями, будут получать еще больше оружия, денег и добровольцев из стран мусульманского мира”.

“Война, скорее всего, будет информационной, – рассуждает еженедельник Российские вести, – некоторое количество видимых ударов – и огромный шум вокруг них”. С одной стороны, такой подход характерен для западной культуры с ее вниманием к жизни одного-единственного “рядового Райана”. (Эту логику разделяет большинство западных стран – например, Германия, заявившая недавно, что если на территории Югославии будет ранен хоть один солдат, германская армия оттуда выводится.

В то же время, с точки зрения еженедельника, современный уровень гражданского сознания в США так высок именно потому, что поколение участников вьетнамской войны, уже состарилось, а остальные войны не знают. “Это – гражданственность мальчишек, видевших войну только на экране телевизора. И думающих, что ее так же легко вести, как на экране компьютера”, – пишут Российские вести.

Впрочем, воевать всерьез им, скорее всего, не придется: важно лишь продемонстрировать всему миру ответ террористам, чтобы не получить вторичного “вьетнамского синдрома”. И потому, подводят итог Российские вести, результат предсказать несложно: “Афганистан пострадает, а терроризм – нет”.

Немецкий политолог Александр Рар в интервью еженедельнику Век выдвигает иной, более суровый вариант развития ситуации. Он предполагает, что “после разгрома талибов удары, видимо, будут наноситься по тем странам, куда террористы побегут”. Рар не исключает также, что террористы могут ответить на атаки американцев новыми акциями, подобными нью-йоркской.

Причину сегодняшней конфронтации Севера и Юга Александр Рар видит в том, что попытка выстроить новый мировой порядок на основе либеральных идей и ценностей, предпринятая “после падения коммунизма”, была принята далеко не всеми: “Исламский мир не воспринимает рыночные и демократические принципы категорически, Россия пыталась выстроить на их основе работающие механизмы, однако ничего из этого не вышло”. Поэтому сегодня, считает немецкий политолог, сосуществование в мире разных цивилизаций придется принять как факт: “Но насколько мы готовы выстраивать диалог? К сожалению, у меня нет уверенности в этом”.

Денис Драгунский в журнале Новое время пишет: “Главная задача момента – отнюдь не наказание террористов… Речь идет о том, чтобы демократический Северо-Запад в столкновении с недемократическим Юго-Востоком сохранил себя. А значит, необходим диалог с противником – пусть заочный”.

Очень важно, подчеркивает Драгунский, С точки зрения Драгунского, важно понять истинные причины происшедшего. Но понять их нельзя без досконального знания противника.

Скажем, во времена “холодной войны” стороны имели друг о друге практически исчерпывающую информацию: “Постоянный диалог помог удержать противостояние на черте допустимого”.

Между тем цели и задачи сегодняшнего противника абсолютно неясны. Драгунский считает, что взрыв следует воспринимать как “разрядку тяжелейших переживаний”, как призыв: “Страшный, жестокий, бесчеловечный, но мы обязаны понять его человеческую подоплеку. Если не по религиозно-философским мотивам, то из чувства самосохранения. Иначе взорвемся все”.

Ведь “так называемый фундаментализм – это своего рода “восстание масс”. Это реакция на чуждые народу прозападные (Иран) или просоветские режимы (Афганистан). В сущности, речь идет о проблеме модернизации во всех ее аспектах – от бытового до социально-экономического и политического. Элиты реформируемых страны, как считает автор, оказались “изумительно легкомысленными”: приобщаясь с энтузиазмом к благам цивилизации – от горячей воды до свободы слова – они “и пальцем не пошевелили”, чтобы сделать эти же блага доступными своим народам. Не говоря уж о том, кому достались все национальные богатства в этих странах.

Возможно, эти прозападные элиты попросту считали, что средств на всех не хватит, а к тему же темным народом управлять легче. “Но у темного народа вырастают свои лидеры. В некотором смысле урок для России”, – подчеркивает Денис Драгунский. Одним словом, заключает автор, необходим диалог – как “демистификация ислама”, как глобальный проект сохранения цивилизации: “А цивилизация, как мы недавно поняли, есть только одна – либеральная, где главная ценность – человек и его личная свобода”.

Глеб Павловский в интервью еженедельнику Век с сожалением констатирует, что российское экспертное сообщество, продолжающее обсуждать общегуманитарные проблемы (“каким был старый мировой порядок, кого возьмут в новый”), демонстрирует свою интеллектуальную неспособность адекватно оценить ситуацию и увидеть новые стратегические задачи, стоящие перед Россией.

С точки зрения Павловского, 11-го сентября в Америке прошла своего рода однодневная война, “которая, к несчастью, закончилась победой анонимного врага”. Предстоящая же глобальная ответная операция не имеет четких пределов.

В подобной ситуации, замечает Глеб Павловский, пора “определить основания и пределы необходимого применения силы, иначе в подобной черной дыре вне рамок закона рискуют исчезнуть остатки международного права и международных союзов”.

В то же время настало время возникновения новых союзов – например, сближаются позиции России, Германии, США и Израиля.

Тем не менее глава Фонда эффективной политик счел необходимым подчеркнуть, что президент Путин сумел не поддаться “оглушительному постулату речи Буша – “кто не с нами, тот против нас” и отреагировал на американские события “строго в соответствии с национальными приоритетами”, главные из которых – Афганистан и Чечня.

Президентский ультиматум чеченским боевикам – сдать в течение 72-х часов оружие, – вызвавший повышенной внимание в России и во всем мире, был адресован, по мнению руководителя ФЭПА, не столько боевикам, сколько связанным с ними политикам. Самое важное в этой истории с ультиматумом, по мнению Глеба Павловского, то, что президент “признал наличие политической составляющей в чеченском вопросе”.

Отныне, заявил Глеб Павловский, боевиков не поддержат ни Запад, ни арабские “друзья”. Возможно, террористы способны воевать и в такой ситуации, но для политиков изоляция – смерти подобна. Именно таким деятелям, если они еще есть в Чечне, Путин и предложил контакт с федеральными силами. Павловский назвал президентское предложение последней возможностью для Масхадова “отделить себя от своих друзей из “Аль-Каиды”.

Иначе оценивает путинское заявление от 24 сентября известный политолог Андрей Пионтковский. По его мнению, та часть этого заявления, где говорится о готовности России внести свой вклад в борьбу с террором, “достойна современно и прагматично мыслящего государственного деятеля”. Следует также учесть, что для того, чтобы сделать выбор в пользу сотрудничества страны с антитеррористической коалицией, Путину пришлось “преодолеть сопротивление значительной и влиятельной части своего окружения и российской политической элиты”. И страна должна быть благодарна ему за такую решимость.

Однако вторая часть заявления Путина, где говорится о Чечне, по мнению Андрея Пионтковского, несет на себе печать личности человека, “ищущего решение там, где его в принципе нет”.

Как считает автор, несмотря на то, что “элементы активности международного терроризма в Чечне, безусловно, присутствуют”, все же “концептуальное включение Чечни в контекст развивающихся в мире событий совершенно не оправдано”.

Истина, хорошо известная Владимиру Путину, как считает Пионтковский, заключается в том, что история второй чеченской войны, повлекшей за собой масштабную политическую и гуманитарную катастрофу в республике, напрямую связана с историей прихода Владимира Путина к власти. “И эта правда для него – уверен в этом – мучительна и невыносима”. Что проявляется, в частности, во “взрывных и абсолютно неадекватных реакциях” президента каждый раз, когда речь заходит о Чечне. “Это личная человеческая драма Владимира Владимировича Путина. И это, к сожалению, трагедия страны, которую он возглавляет”.

Наиболее последовательный оппонент президента Борис Березовский в обширном интервью своей собственной газете Коммерсант на сей раз счел возможным полностью поддержать все пункты заявления президента от 24 сентября. Правда, дав им свое собственное толкование.

Как считает Борис Абрамович, президент “проходит сложный процесс осознания реальности” – он начинает понимать, что “не террор является причиной того, что происходит в Чечне”.

Более того, президент продемонстрировал понимание того, что “в Чечне есть люди, которые взяли в руки оружие под влиянием ложных и искаженных ценностей. Это феноменальное заявление”. Оно означает: президент осознал, что существуют “люди, которые имеют другую, отличную от его точку зрения. Это уже вне пределов терроризма”.

Одним словом, как утверждает Борис Абрамович, фразу “мочить в сортире” следует рассматривать как “стопроцентно ошибочную”. Несмотря на ее популярность у электората. Помимо прочего, Березовский выражает надежду, что президент “понял, что, как правило, не большинство выражает исторически правильную позицию. А меньшинство. Они придают динамику обществу, эти немногие”. Во всяком случае, Путин поступил как человек, принадлежащий к динамичному меньшинству: “Он сломал систему ожидания. Все ожидали, что Россия ужесточит свою позицию в Чечне. И вдруг неожиданный разворот”. Причем разворот этот, находящийся в несоответствии с ожиданиями толпы, дал президенту, с точки зрения Березовского несомненный моральный выигрыш: “Он перестал руководствоваться эмоциями в разрешении этого конфликта” и сделал “совершенно адекватное заявление”.

Правда, в прогнозах Борис Абрамович довольно осторожен: “Если это заявление Путина отражает его реальную позицию, то есть все шансы в течение полугода прекратить военную операцию в Чечне, реально прекратить потери российской армии и населения”.

И завершается интервью – в полном соответствии с законами психологической науки – взвешенным комплиментом в адрес Путина. “Я впервые вижу, – подчеркнул Березовский, – что это политик, который считает как минимум на два шага вперед. И это уже неплохо. Лучше бы, конечно, на пять”.

На следующий день Независимая газета, правда, выразила сомнения в том, что противникам в Чечне есть что обсуждать: “Первые слова сторон за столом переговоров вполне предсказуемы: “Сдавайте оружие” – “Выводите войска”. Это тупик, выбраться из которого будет сложно.

НГ называет три идеальных условия для прекращения войны: Масхадов соглашается на изгнание из Чечни международных террористов, затем участвует в подготовке правительства национального согласия (причем желательно без его участия). Российское же руководство гарантирует ему и его сторонникам освобождение от ответственности.

Однако газета понимает, что добиться этого “идеала” не удастся – хотя бы потому, что в конфликте участвует третья сторона, представляют которую Басаев и Хаттаб, и эта третья сторона к последним “мирным инициативам” власти относится весьма настороженно. Масхадов же, как считает газета, ни за что не вступит с ними в вооруженное противостояние, но потребует вначале вывести из Чечни федеральные войска. Для России же это означало бы новое поражение.

Собственное видение нынешней ситуации в Чечне предлагает своим читателям Новая газета. Как считает обозреватель газеты Анна Политковская, сегодня чеченские силы сопротивления можно разделить на три категории. Категория первая – “западники”: к их числу относится прежде всего Масхадов, который, правда, по выражению Политковской, давно уже “никому не главнокомандующий, хотя и президент с подтвержденной легитимностью”. Сюда же с некоторой натяжкой можно отнести Гелаева и Арсанова. “Западники”, по определению Политковской, “ориентированы на права человека в традиционном понимании, апеллируют к Совету Европы и международным правозащитным организациям”. Их стратегическая цель, пишет Политковская – “Международный трибунал для тех, кто совершил в ходе войны воинские преступления”.

Другая сторона чеченской военно-политической верхушки – условно говоря, “арабы”. То есть люди, связывающие свои планы с арабским Востоком и выступающие за исламизацию Чечни, что, как они рассчитывают, привлечет в республику “немалые арабо-африканские деньги”. Распоряжаться этими деньгами, естественно, будут они, а не Масхадов. Наиболее известные представители “арабов” – Хаттаб и Басаев.

Но помимо этого в Чечне есть еще и третья сторона – множество небольших отрядов, которые примкнули к вооруженному сопротивлению, чтобы отомстить за гибель или исчезновение своих родственников. Как пишет Политковская, “у них собственная война против собственных обидчиков по собственным правилам, которые плохо подчиняются учету и контролю”. Никакого общего руководства у них нет, да оно им и не требуется: “большинство отрядов перестанет существовать, когда из личный план мщения будет исчерпан”.

Как считает Анна Политковская, большинство таких групп можно считать скорее прозападными, чем проарабскими. И следовательно, “если Масхадов, наконец, проснется и продемонстрирует свою решимость, то поддержка многих из “середины” будет ему обеспечена”.

Между тем, по информации автора, российские спецслужбы в Чечне поддерживают “арабов”, которые настроены намного более непримиримо, чем Масхадов. Причина, как считает Политковская, одна: “Мир в Чечне пока не нужен тем, кто дергает за ниточки этой войны”.

Зачем Путин сделал свое предложение чеченцам? На этот вопрос пытаются ответить эксперты в разных изданиях. Вряд ли президент рассчитывал, пишет обозреватель газеты Время MN Леонид Радзиховский, что “чеченские волки”, услышав зов из Кремля, радостно “поползут на брюхе” сдавать вырванные у себя же клыки.

Когда же стало ясно, что ультиматум провалился, появилась идея переговоров с Масхадовым – с тем самым Масхадовым, который, как давно уже утверждают в Кремле, никого, кроме себя и своей охраны не представляет.

Радзиховский ищет объяснение происшедшему. Например: Россия решила вывести свои войска из Чечни, потому что они понадобятся в другом месте – в Афганистане. Эту версию Радзиховский считает не выдерживающей критики: Россия, как известно, по второму разу в Афганистан не собирается. К тому же вывести сегодня войска из Чечни означало бы “новый Хасавюрт”. В Кремле это хорошо понимают, так что никакой капитуляции не будет, в Чечне “как стреляли, так и будут”.

Быть может, президентское решение следует воспринимать как обычный пиаровский ход? В чем же его смысл?

Как считает Леонид Радзиховский, мы в очередной раз имеем дело с обычной “показухой для Западного общественного мнения”. Смягчая свои позиции в отношении Чечни одновременно с налаживанием отношений с НАТО, Путин хочет доказать свое соответствие той позиции, которую, как он говорит, “цивилизованный мир определил в борьбе с терроризмом”.

И это, по мнению обозревателя Времени MN, печально: ведь, в соответствии с нормальной логикой, Запад, содрогнувшийся от страшных терактов, “должен хотеть от своего русского союзника только одного – бейте их посильнее, да поучите нас, как зарядиться спасительной жестокостью!” Такие требования со стороны Запада, “со своей политкорректностью доигравшегося до 11 сентября”, были бы вполне уместны.

Однако, судя пол всему, дело обстоит как раз наоборот: “Не Россия будет учить Запад, как их, террористов, беспощадно убивать, а наш мудрый учитель Запад склонен поучать нас, как перед ними полагается отступать в рамках “цивилизованной позиции”.

Этот факт, с точки зрения Леонида Радзиховского, демонстрирует “страшную раздвоенность западного сознания по отношению к самим себе”. США готовят военную операцию, но “не собираются менять свой политический стиль, который и привел к 11 сентября”. Они готовы к ударам по Афганистану, но в своей стране сохраняют все радикальные исламские организации, “различные полувооруженные тоталитарные секты, черные и белые нацистские банды”. Ни один западный парламент даже не заикается о введении смертной казни для террористов.

Говорить о смене политических эпох 11 сентября не приходится: западные лидеры, как и прежде, боятся волков. “Но уничтожать волков они тоже боятся. Боятся даже учиться этому делу. Не боятся они, похоже, только танцев с волками…”

Газета Известия приводит интересные результаты социологического исследования, проведенного ВЦИОМ и Фондом общественного мнения спустя две недели после терактов. Если непосредственно после терактов 52% опрошенных были возмущены происшедшим, а 38 % искренне сочувствовали американцам, то по истечении некоторого времени чувства россиян стали более спокойными: эмоциональные оценки поменялись местами.

Более того, мнение о том, что “американцам досталось поделом” (за Югославию, Ирак, Вьетнам, Хиросиму) разделяют уже не треть респондентов, а 52%. И если 13-го сентября ответные бомбовые удары США готовы были одобрить 61% участников опроса, то сейчас – всего 34%.

Что же касается позиции России, здесь большинство единодушно: мы должны соблюдать нейтралитет. 54% респондентов ВЦИОМа и 58% ФОМа считают, что Москве следует поддерживать Вашингтон на дипломатическом уровне, а еще лучше – ограничиться общим сочувствием. И даже из 24-х процентов тех, кто высказался за активную поддержку американских боевых действий, только 1% согласен на отправку российских специальных частей для участия в операции и столько же допускает, что Россия может поддержать ее своей авиацией.

Впрочем, как заявил прессе неназванный “западный политик”: “Мы на месте России тоже предпочли бы не вмешиваться”.

Одним словом, как сказал Анатолий Чубайс в своем недавнем интервью Общей газете, не стоит думать, что 11-го сентября мир радикально изменился.

Чубайс согласен с тем, что американскую трагедию можно рассматривать как признак наступления 21-го века, в котором противостояние будет проходить не по линии Восток-Запад, а по линии Север-Юг. “Но я думаю, – заметил Чубайс, – что в политические реалии все это трансформируется очень не быстро и вряд ли именно тем способом, который многими подразумевается”. Политическая инерция в мировом сообществе накоплена гигантская, и развернуть ее в месяц или даже в год не удастся никому”. И потому Чубайс предлагает считать 11-е сентября “не началом новой эпохи, а началом конца старой эпохи”.

Похоже, что в российском обществе – как в среде элиты, так и среди рядовых граждан – наступило время некоей политической и психологической реакции после открытого эмоционального всплеска по поводу американских событий трехнедельной давности.

Подпишись на новости этой тематики!

Подписка на выпуск позволит непрерывно быть в курсе публикаций СМИ по интересующим вас вопросам. Это дает полный контроль над ситуацией. Будь на шаг впереди конкурентов.

ПОДЕЛИТЬСЯ

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ