ТИПЫ РОССИЙСКИХ ПРАВИТЕЛЕЙ: "РУССКИЙ ЦАРЬ" И "ЛАЗУТЧИК ВО ВРАЖЕСКОМ СТАНЕ"

0:00
0

1 февраля Борису Ельцину исполнилось 70 лет. Попытку взглянуть на колоритную фигуру первого российского президента новыми глазами из дня сегодняшнего сделали практически все издания. И, конечно, никто не отказал себе в удовольствии сопоставить двух столь разных персонажей как Ельцин и Путин.

Ностальгические интонации присутствуют во многих публикациях. Нет ничего удивительного в том, что сегодня все вчерашние фобии вспоминаются с некоторой долей умиления – примерно так взрослый человек снисходительно и не без удовольствия возвращается к страшным сказкам своего детства.

“Единственный и неповторимый” – так газета Коммерсантъ озаглавила статью, посвященную юбилею Бориса Николаевича. Все прежние претензии кажутся несущественными. “Судить президента Ельцина за все сделанное и несделанное получит право только тот, кто сделает больше, чем он. А таковых в отечественной политике пока не видно”, – пишет Коммерсантъ.

К тому же при всей разноречивости оценок ельцинского периода, бесспорным остается главное его достижение: “Он подарил стране свободу” – свободу слова и печати, а также и основные гражданские права. Все это при Ельцине было гарантировано. Теперь, как считает газета, ельцинские достижения поставлены под сомнение.

Однако даже если ельцинские начинания пойдут прахом, период его правления в истории России двадцатого века, утверждает Коммерсантъ, запомнится как самый светлым и романтический: “Просто потому, что таких великих надежд Россия не испытывала уже очень давно”. А в том, что надежды эти не реализовались, страна должна винить себя, а не своего первого президента. Самому же Борису Николаевичу суждено остаться “единственным и неповторимым, как первая любовь” – как бы к нему не относиться, газета уверена, что “такой страсти у дорогих россиян не вызовет больше никто”.

“Ельцин, Россия и 90-е годы были созданы друг для друга, – пишет обозреватель газеты Сегодня Леонид Радзиховский. Лихое время порождает таких же правителей: “Россия дала Ельцину простор для бешеной скачки, ветер истории гнал его в спину, а у него самого хватило нерва не испугаться, устоять, да только погонять все быстрее…” Глупо столь незаурядную личность пытаться измерить общим аршином и упрекать в пьянстве, разгуле, в непотребствах окружения: “Да другой Ельцин – не такой разгульный, не такой неистовый, без такой способности к разрушению всего и вся (прежде всего – к разрушению самого себя!) ничего бы не сделал в России и с Россией. Здесь великие реформы может вести или палач, или Ельцин”.

Следует также учитывать еще одно существенное обстоятельство: Ельцина можно упрекать в чем угодно кроме одного – кроме намерения стать “новым Сталиным”, чтобы собрать страну “железом и кровью”. Все остальное, разумеется, было вполне в российском стиле: “А вы что, хотите, чтобы при этом еще и водка не лилась? Тогда – в Швейцарию, в Швейцарию…”

Как считает Леонид Радзиховский, Ельцину суждено войти в историю в качестве “самого русского из всех правителей России”.

“Никто за последние 15 лет не сделал для нас столько хорошего и столько плохого”, – пишет о Борисе Ельцине еженедельник Аргументы и факты. Тем не менее, несмотря на все его бесконечные “загогулины”, а может быть, в какой-то степени и благодаря им, страну удалось сохранить.

Конечно, пишет АиФ, сослагательного наклонения в истории не существует. И все же некоторые экстремальные варианты развития событий прочитываются легко. “Мы могли заступиться за югославов, подарить им и иракцам новейшее оружие против натовцев. Перекрыть Европе газовый кран. Отобрать у Грузии Абхазию и Крым у Украины… Объявить всю приватизацию сплошным жульничеством. Но что было бы тогда со страной, да и осталась ли вообще такая страна?”.

Понятно, что обладая гипертрофированным инстинктом власти, “навластвоваться всласть” невозможно. Ельцин долго не мог решить проблему преемника. Путина уговорили не сразу. Страх перед ответственностью, которую предстояло на себя взвалить, у нового президента был так велик, пишет АиФ, что не исчез даже после знаменитой “рокировочки” 31 декабря 2000 года. “И постепенно мог вылиться в подсознательную неприязнь к предшественнику”.

Сегодня признаков ревизии ельцинского наследства более, чем достаточно. Например, изгнание Бориса Березовского – “ключевой теневой фигуры в старой кремлевской команде”, а ныне “нового Герцена”, как прозвала его пресса. Плюс то, что АиФ называет “строевой подготовкой для губернаторов”, привыкших при Ельцине жить в полной бесконтрольности. Плюс Доктрина информационной безопасности – удар по привыкшим к свободе СМИ. Наконец, демонстративная замена гимна Глинки произведением Александрова – решение, впервые вызвавшее публичное неодобрение первого президента. Список можно продолжить.

Если следовать советской номенклатурной логике, пишет АиФ, получается, что далее следует ожидать чего-то вроде знаменитого доклада Хрущева на Двадцатом съезде КПСС с разоблачениями в адрес предшественника… Впрочем, как считают Аргументы и факты, вряд ли Путин пойдет на открытое размежевание с ельцинской командой – во всяком случае, пока его президентский рейтинг держится на прежнем уровне.

(По данным ВЦИОМ, рейтинг президента составляет сегодня те же 38 процентов, что и в 1999 году, когда Путин был признан “человеком года”. Причем конкретные действия властей народ оценивает довольно строго. 65 процентов опрошенных недовольны состоянием экономики, 49 процентов критикуют Путина за ситуацию в Чечне. Юрий Левада, глава ВЦИОМ, чьи слова приводит газета Версты, предполагает, что рейтинг удалось “забальзамировать”. Другой вопрос – “сколько выдержит такая “заморозка”, если ее не поддерживать реальными делами?”

Между тем другие источники приводят еще более поразительные данные. Как утверждает Агентство региональных политических исследований (АРПИ), популярность Путина ныне высока как никогда и составляет 66 процентов. Выше оценивали только деятельность Путина-премьера в конце 1999 года, во время побед в Чечне – тогда его рейтинг составлял 74 процента. Затем произошло постепенное снижение, а после трагедии с “Курском” – даже падение до 55 процентов. Однако осенью рейтинг вновь стал подниматься, причем на него, как заметил журнал Новое время, не повлияло даже бедственное положение населения Дальнего Востока.)

“Первый и, судя по всему, последний в истории России десятилетний период либерально-романтической абстиненции закончился, – печально констатирует Новое время. Российское общество вновь вернулось в привычное ему коматозное состояние, перемежаемое державно-изоляционистскими галлюцинациями”.

Удивительно с точки зрения журнала другое. Фактически со времен “ельцинского оккупационного режима” ничего не изменилось – уровень жизни тот же, война в Чечне продолжается, коррупция сохраняется в прежних размерах, как и произвол местных властей. О чем же может в таких условиях мечтать русский народ? Оказывается, вовсе не о повышении зарплаты или о мало-мальски разумном начальстве. Как выяснилось, 55 процентов российского населения мечтает, как ни странно, о возрождении великой державы. Россияне, как показывают опросы, уверены в существовании особой исторической миссии России, заключающейся в “собирании народов в единое государство, которое стало бы преемником Российской империи и СССР”.

Народ, который способен смириться с собственной нищетой, но не с независимым существованием других народов – просто находка для власти, которая “не способна управлять обществом иначе как авторитарными методами”, – пишет Новое время. В России, как считает журнал, существует определенная гармония между народом и властью, которые “воспроизводят друг друга”. Не может быть разумной власти в стране, где “социальное иждивенчество и социальная инертность” населения достигли таких масштабов, как в России.

Эта ситуация, как считает Новое время, рано или поздно может стать причиной новых потрясений в России – особенно “если нынешнее поколение российских политиков не осознает необходимость разорвать веками существующую порочную взаимосвязь между патриархальной бессловесностью народа и безнаказанной развращенностью власти”.

Журнал Итоги обращает внимание на рост количества участников социологических опросов, определяемых как “затрудняющиеся ответить”. Основную часть этого контингента, по наблюдениям журнала, составляют те, кто за прошедшие годы успел разочароваться в реформах и в связанных с ними идеях. Вначале такие люди во время опросов проявляют себя в отказе от определенных ответов, затем их оценки становятся открыто негативными. “Блуждающее недовольство” выливается в ожидание “твердой руки”, способной “навести порядок” в стране.

Социологи отмечают рост среди граждан недоверия ко всем институтам российского общества. Единственным исключением стали силовые структуры (армия, органы безопасности), а также внегосударственные авторитеты, прежде всего – Русская православная церковь. “Так что поразительное для многих экспертов и просто сторонних свидетелей доверие российских людей к президенту – это их перевернутое недоверие остальным общественным структурам”, – поясняют Итоги. Таким образом, высокие президентские рейтинги имеют в своей основе негатив: они существуют исключительно вследствие “отрицания нежелательного, непонятного, неподвластного усилиям людей – их отторжения от нарастающего беспорядка в экономике, балагана в политике, кровавой бессмыслицы в Чечне”.

Согласно данным опросов, в сентябре 2000 года 36 процентов граждан считали, что с приходом Путина к власти политика стала менее открытой и в ней преобладают закулисные интриги, 34 процента высказали мнение, что борьба между разными политическими силами обострилась, 44 процента – что в стране царит атмосфера страха, напряженности и подозрительности. У населения, по наблюдениям социологов, преобладает пассивная адаптация к условиям существования, “выживание как норма жизни”, а также “ориентация на уже известное, повторяющееся как единственную гарантию “устойчивости”.

Известный правозащитник, председатель правления фонда “Гласность” Сергей Григорьянц, оценивая последнее решение президента о передаче руководству ФСБ командования контртеррористической операцией в Чечне, заявил, что оно выявляет новое положение спецслужб в российской властной иерархии.

“Совершенно очевидно, что сегодня делается все, – подчеркнул Григорьянц, чтобы ФСБ (“неодворяне”, как назвал своих сотрудников Патрушев) чувствовали свое исключительное положение в стране”. Более того, впервые в российской истории ФСБ начинает непосредственно руководить страной.

Последствия этого могут быть весьма печальны, в том числе и по причинам чисто профессиональным. Чекисты, как определяет их Сергей Григорьянц, – “это люди тактического мышления, воспитанные для решения совершенно определенных задач”. Справиться с проблемами политическими они не в состоянии, не говоря уж о руководстве экономикой. Кроме того, неизменное предпочтение глубоко законсприрированных акций публичной политике неизбежно пагубно сказывается самочувствии российского общества, и без того в достаточной степени сбитого с толку “рокировочками” и “загогулинами” последних лет.

Виталий Третьяков в Независимой газете заявляет, что, хотя уже год назад было совершенно очевидно, что нынешний президент ставит перед собой цели самые благородные – “возрождение величия России как нации и государства”, его политику никак нельзя признать ясной и открытой. Вызванные же недостатком информации ложные опасения, нелепые слухи и кривотолки не способствуют достижению поставленных нынешней властью целей.

Президент строящей демократию страны, подчеркивает Третьяков, “не имеет право быть ни божеством, волю которого излагают, причем часто весьма противоречиво, оракулы, ни таинственным вождем, который, отстраняясь от спорных или острых тем, загадочно улыбается, ожидая, кто и как поймет его улыбку”.

Надо сказать, что комментарии главного редактора НГ звучат довольно жестко: “Президент демократического государства – это прежде всего публичный политик N 1 страны, а не лазутчик N 1 в стане врагов… Народ нуждается не в указаниях, что делать, а в понимании, что собирается делать президент. Путать следы, сбивать с толку, постоянно забрасывать “пробные шары” и прочие подобные методы не могут входить в арсенал главного публичного политика. Тем более, когда он ведет разговор со своим народом, а не с врагами”.

Правда, впечатление от этой проповеди Виталий Третьяков пытается несколько смягчить, заметив, что было бы преувеличением считать все позиции президента абсолютно неясными. Тем не менее примеры такой ясности в политике приводятся весьма скудные и довольно сомнительные. Первый пример – история с гимном, когда Путин “не темнил, не юлил и не отделывался намеками”, второй – Чечня, вопрос “о целях и методах решения чеченской проблемы”.

Надо сказать, что в обоих случаях речь по сути идет о том, что принято называть “пиаровским ходом”. История с гимном, вокруг которой продолжают кипеть нешуточные страсти, имеет для жизни страны, как неоднократно писала пресса, чисто символическое значение. Что же касается Чечни – несмотря на брутальное обещание “мочить террористов в сортире”, воз, как говорится, и ныне там – ни Басаеву, ни Хаттабу от путинских угроз ни холодно, ни жарко, и даже число боевиков (5 тысяч человек, как сообщил директор ФСБ Н.Патрушеыв), загадочным образом превысило цифру, которая называлась московскими властями в начале кампании.

Между тем, как счел необходимым подчеркнуть В.Третьяков, рассуждая о публичной политике президента, “его ясная активность должна больше проявляться в делах, чем в словах”. Одним словом, пока что, констатирует главный редактор Независимой газеты “волнующих сегодня общество (пусть и в скрытой форме) вопросов становится гораздо больше, чем явно заявленных по ним позиций президента”.

Журнал Новое время считает, что правление президента Путина “довольно четко делится на две части: до аварии “Курска” и после нее. Политика “до “Курска” оценивается как “крупномасштабный авторитарный проект”: началась реформа региональной власти, через парламент были проведены новые, более современные налоговые законы. Решительный старт Путина вызвал немало споров: будет ли энергия нового режима направлена на модернизацию управления и экономики или же на удушение свободы? Допускалось даже, что ее хватит на то и на другое – “мысль, что энергия иссякнет, почти никому не приходила в голову”.

После катастрофы “Курска”, когда действия президента впервые не были одобрены гражданами, усилия Кремля по сохранению популярности “из обыденной задачи превратились в фетиш”. С тех пор власть ведет себя опасливо, стараясь не затрагивать “какие-либо серьезные интересы”. В адрес губернаторов делаются дружелюбные жесты, вплоть до предоставления им возможности оставаться на своем посту в третий и в четвертый раз. Военная реформа в результате бесконечных переговоров и компромиссов с силовиками приняла такой “урезанный и растянутый во времени вид”, что говорить о ней всерьез просто нельзя. Изменение отношения власти к крупному бизнесу наглядно продемонстрировали две встречи Путина с “экс-олигархами”, как назвала их пресса. Летом бизнесмены “шли к президенту на ковер как подсудимые на выслушивание приговора”. В январе глава государства предложил им смелее отстаивать перед Кремлем собственные хозяйственные идеи наравне с правительством. Из этого, делает вывод Новое время, следует, что участие большого бизнеса в политике можно считать признанным. Более того, ему предлагают быть поактивнее “в традиционной для нашей управленческой системы борьбе за благосклонность высшей власти”, привыкшей “комфортабельно дрейфовать” в зависимости от ситуации под воздействием тех или иных групп лоббирования.

Результатом же этой “новой мягкости” стала потеря Кремлем политической инициативы: теперь президент не может позволить себе формировать обстоятельства и всего лишь реагирует на них пост фактум. Новое время даже усматривает в публичных высказываниях Владимира Путина сходство со знаменитым “стилем плетения словес” Михаила Горбачева: “Буквально по любому спорному поводу он говорит примерно так: “Да, но если все хорошенько взвесить, то, может быть, и нет”, или “Нет, но если как следует во все вникнуть, то не исключено, что да”.

“Жесткая вертикаль становится мягкой” – под таким заголовком Общая газета опубликовала статью об административной реформе – “единственном начинании нового президента, которое признают удавшимся и сторонники, и оппоненты Путина”.

Победа над строптивыми регионалами казалась полной: губернаторы смирились с назначением семи наместников, привели местное законодательство в соответствие с федеральным и даже перестали возражать против утраты сенаторского звания и соответствующих привилегий. “И тут произошло невозможное: триумфатор дает своему войску команду отступать”.

Именно так, как “капитуляцию после победы” оценивает Общая газета “закон о третьем сроке”, продавленный через Госдуму администрацией президента. По мнению газеты, этим законом Путин дал губернаторам значительно больше, чем успел отобрать: потери от перехода из Совета Федерации в Госсовет и необходимость считаться с президентскими полпредами несравнимы с “выгодами, которые можно извлечь из четырех дополнительных лет власти”.

Борис Ельцин, напоминает ОГ, также “баловал провинциальных боссов, чем мог”. Но таких щедрых подарков в прежние времена они все же получали.

Газета теряется в догадках – для чего, собственно все это было проделано. Может быть, президент “почувствовал приближение социально-экономических катаклизмов, испугался, что оскорбленные губернаторы сразу же воспользуются этим” и решил их задобрить? А может быть, Путин решил подружиться с региональными лидерами перед тем, как добиваться удлинения президентского срока? Ответа пока нет.

Главное, что стало ясно – напрасно кто-то боялся смены курса после Ельцина: “Какая смена, если теперь, оказывается, главное опять – стабильность?”

Иное толкование этой ситуации предлагает еженедельник Век, который считает все разговоры о том, что президент отказался от наступления на губернаторов беспочвенными: “Просто этого наступления не было вообще. Как, впрочем, не было и атаки на “олигархов”. Президентскую акцию, по мнению Века, следует рассматривать как “успешное приведение в чувство и тех, и других”. И те, и другие, считает еженедельник, президенту еще понадобятся – “но только как автономные субъекты, чьей самостоятельности недостаточно для того, чтобы возникло желание “поиграть” против всего государства”.

А Независимая газета видит во всей этой истории с “третьим губернаторским сроком некий подвох: “Не для того Путин затевал федеральную реформу и одно за другим отбирал у руководителей субъектов Федерации полномочия, чтобы потом ненавязчиво вернуть им сторицей”.

По мнению НГ, до реализации новых поблажек губернаторам может просто не дойти: “Кто поручится, особенно учитывая периодически возникающие утечки о готовящейся конституционной реформе, что через три года регионы сохранятся в тех границах, которые существуют сейчас и на их месте не появятся какие-нибудь 7-12 федеральных округов?” Или что выборность глав регионов вообще не будет отменена “из соображений политической целесообразности”?

Как говорят, представители власти нередко высказывают в частных беседах разные идеи на эти темы. Если эти разговоры воплотятся в законодательные решения, станет ясно, что нынешние уступки губернаторам в Кремле попросту сочли непринципиальными.

Не меньше разнообразных толкований вызвала неудачная попытка Владимира Путина внести в уголовно-процессуальный кодекс поправки, резко ограничивающие сегодняшнюю свободу прокуратуры.

“Отозванные поправки, – пишет журнал Компания, были первой содержательной инициативой Кремля в отношении судебной реформы”. С их принятием должна была наконец заработать 22-я статья Конституции, согласно которой никто не может быть задержан более, чем на двое суток без судебного решения. Без судебного решения нельзя было бы осуществить осмотр помещения. Это означало конец пресловутой эпохи “маски-шоу”.

Однако после того, как генпрокурор Устинов, глава ФСБ Патрушев и руководитель МВД Рушайло добились личной аудиенции у президента, Путин свои поправки отозвал.

Официальные объяснения президентской администрации по этому поводу, пишет Компания, не выдерживают критики: нет смысла говорить об отсутствии полутора миллиардов рублей на судебную реформу, когда так называемые переходящие остатки с прошлого года составляют 95 млрд руб. К тому же куратор реформы, заместитель главы президентской администрации и несостоявшийся генпрокурор Дмитрий Козак “с нехарактерной для себя открытостью” заявил, что концепция реформы остается неизменной, “следует только дождаться более благоприятного момента”.

Журнал высказывает предположение, что “прокуратуре просто дают возможность спокойно завершить дело Гусинского, а после этого можно уже будет заставлять ее ограничиться в методах и средствах”.

Введение путинских поправок к УПК, пишет журнал Эксперт, несомненно , привело бы к сокращению количества граждан, находящихся под стражей – “показатель, по которому Россия бьет все рекорды”. Однако пока прокуратура, по выражению Эксперта, “стоит как скала, сохраняя все полномочия, которые ей дала советская власть”.

Впрочем, у Путина, как считает журнал, остается возможность обходного маневра. Заявление секретаря Совбеза Сергея Иванова о том, что история с задержанием в нью-йоркском аэропорту Павла Бородина имеет чисто правовое содержание – без всякой политики – может быть, с точки зрения Эксперта, расценено как “вотум недоверия генпрокурору, полностью снявшему с Бородина все подозрения”. Если теперь женевские коллеги Устинова докажут обоснованность своих обвинений, непотопляемому генпрокурору не усидеть. Не случайно пресса неоднократно заявляла после ареста Бородина, что такой поворот событий президенту Путину может быть выгоден.

Журнал Профиль приводит мнение директора Агентства прикладной и региональной политики Валерия Хомякова, который считает, что арест Бородина очень похож на “тщательно спланированную и четко проведенную совместную спецоперацию российских и американсикх спецслужб”. Ее цель – помочь Владимиру Путину “освободиться наконец от навязчивого присутствия рядом с ним и в российском большом бизнесе “ельцинских”. А если вспомнить, что швейцарская прокуратура не исключает возможности вызова на допрос и членов семьи Ельцина, становится понятно, что первый российский президент со своим ближайшим окружением фактически попали в положение заложников. “Следовательно, обязательства преемника перед “ельцинскими” как бы размениваются и мельчают”.

По сведениям Профиля, с приходом к власти в США республиканской администрации, занимающей по отношению к Москве значительно более жесткую позицию, чем их предшественники, в Москве усилилось влияние “державников-спецслужбистов – людей одной крови с президентом Путиным”. Их лидером считается секретарь Совбеза Сергей Иванов, и “именно они в первую очередь ратуют за то, чтобы радикально очистить пространство вокруг Путина от ельцинского наследства”.

Причудливые узоры российской политической действительности сегодня приобрели особую специфику, вызывающую особый интерес у аналитиков. Неудивительно: неизбежная смена курса “истинно русского” президента новой политической реальностью, суть которой не в последней степени определяется профессиональными навыками человека, которого на одном из прежних мест работы называли иностранным словом “Штази” (так, во всяком случае, уверяет российская пресса) – процесс в достаточной степени увлекательный.

Подпишись на новости этой тематики!

Подписка на выпуск позволит непрерывно быть в курсе публикаций СМИ по интересующим вас вопросам. Это дает полный контроль над ситуацией. Будь на шаг впереди конкурентов.

ПОДЕЛИТЬСЯ

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ