Руководитель Фонда эффективной политики Глеб Павловский в своем Интернет-издании Strana.Ru объявил о начале новой атаки противников реформ на президентский курс.
На этот раз вместо “старой, разбитой команды Березовского-Гусинского” в политпоход выступила “новая оппозиция” в составе губернаторов Геннадия Игумнова, Михаила Прусака и “держащегося в некотором отдалении, более осторожного” Константина Титова.
Стратегический маневр новых оппозиционеров заключается в том, что они, в отличие от прежних оппонентов власти, не отвергают полностью президентской программы реформ. Напротив, они заявляют, что первый этап преобразований успешно завершен: “Они соглашаются с ним, и говорят Путину: прекрасно, а теперь пошли дальше! Но для начала вот что: разгони старую команду, разрушь “Единство” собственными руками и заодно пересмотри Конституцию”.
Все дело в том, что, по мнению Павловского, нынешняя оппозиция не способна к открытому выступлению, и потому стремится развязать “войну под ковром”. Ближайшими мишенями ею избраны Сергей Шойгу и Александр Волошин, которым прочат скорую отставку с занимаемых ими постов.
Кто стоит за спиной “новой оппозиции”, главе Фонда эффективной политики пока неясно, однако он не сомневается, что “без лоббистских денег тут не обошлось”.
Эта публикация вызвала в прессе, которую Павловский обвинил в “информационном прикрытии” заговора, бурную реакцию.
Главному кремлевскому идеологу в Независимой газете ответил ее главный редактор Виталий Третьяков, уверенно заявивший, что “если чем и страдает сегодня Россия, так это полным, если не полнейшим отсутствием оппозиции”.
Третьяков счел необходимым подробно объяснить, почему в сегодняшней России оппозиции “нет и быть не может”. Основных причин четыре. Прежде всего, в стране отсутствует массовое недовольство режимом или его лидером: рейтинги Путина по-прежнему высоки.
(Как сообщает журнал Новое время, согласно данным Агентства региональных политических исследований, к президенту народ испытывает максимальную степень доверия: “в наибольшей степени” Путину доверяют 20 процентов опрошенных. Это много: Русской православной церкви с семью процентами доверяющих досталось всего лишь почетное второе место. Далее следуют СМИ – 5 процентов, правительству доверяют всего 4 процента, армии и правоохранительным органам и того меньше – 3 процента).
Следующая причина, по которой возникновение новой оппозиции невозможно – отсутствие сильных политических партий. Единственная сильная партия в стране – КПРФ, однако она “и на 10 процентов не оппозиционна Путину”. Больше же партий, как считает Виталий Третьяков, фактически нет. “ОВР испарился, “Единство” испаряется”. У “яблочников” – идейный кризис, связанный с тем, что “основные мишени, на стрельбе по которым они сделали себе имя – КПРФ и Ельцин, – убраны с политической сцены”. СПС же, с точки зрения редактора НГ, “оппозиционен ровно настолько, насколько два его лидера, Чубайс и Кириенко, свободны в своих действиях как федеральные чиновники”. А больше никого нет – “кроме ЛДПР, о которой в смысле оппозиционности и говорить смешно”.
Третья причина исчезновения оппозиции – положение региональной и столичной элит. Говорить об оппозиционности регионалов после начала федеральной реформы смысла нет – все политические амбиции региональных политиков федерального масштаба отныне “канализированы в Госсовет”. Еще меньше смысла в разговорах об оппозиционности олигархов, время которых, как считает Виталий Третьяков, прошло безвозвратно.
(Впрочем, следует отметить, что результаты опроса, проведенного Службой изучения общественного мнения “VP-T” и опубликованного НГ на прошлой неделе, противоречат мнению ее главного редактора: эксперты утверждают, что олигархи все еще сохраняют свое влияние. Связано это, в частности, с тем, что власть пока сохраняет прежние правила политической игры или, во всяком случае, избегает менять их слишком резко: “Вообще пока власть в большей степени демонстрирует намерение, чем реальное действие, в большей степени попытку действия, чем результат, в большей степени психологическое давление, чем идеологию реформ”.)
Еще одно возможное основание для появления оппозиции, продолжает Третьяков – контридеология. Однако и здесь, предупреждает главный редактор НГ, шансов нет: Путин “как пылесос, всосал в себя все оппозиционные идеи ельцинской эпохи, а те, что не всосал (правозащитные) дискредитировали себя еще при первом всенародно избранном”.
Таким образом, резюмирует Виталий Третьяков, ничего удивительного, что Павловский не может понять, кто “стоит за спиной” этой оппозиции. “Если нет спины, то и за ней, естественно, никого нет”. Радует Третьякова лишь то, что оппозиция исчезла в связи с “разумными в целом действиями власти”, и что “никто ее, оппозицию, искусственно создавать не намерен (да и не сумеет)”.
Как ни удивительно, в вопросе об оппозиции фактически сошлись во мнениях два таких вечных антагониста, как Независимая газета и Московский комсомолец.
“Куда исчезла оппозиция? – спрашивает МК. – Почему молчат коммунисты и правые, что случилось с вечным критиком власти “Яблоком” и отчего даже газета Завтра не трогает Путина, позволяя себе – максимум! – ругать его экономических советников?”
С точки зрения Московского комсомольца, претензии коммунистов на то, чтобы считаться системной оппозицией власти, до некоторой степени обоснованы. КПРФ по-прежнему продолжает считать экономический курс сегодняшнего правительства “несовместимым с национальными интересами”. Тем не менее власть предпочитает сохранять возможность контакта с оппозицией, опасаясь, что в противном случае коммунисты превратятся в некую “политическую секту” с не вполне адекватными реакциями. Коммунисты новое отношение Кремля оценили. Как отметил председатель комиссии ЦК КПРФ по идеологической работе Александр Кравец, нынче “ельцинский пещерный антикоммунизм сменился путинским либеральным антикоммунизмом”. Власть проявляет готовность к цивилизованному диалогу, и коммунисты, как люди вежливые, отвечают ей взаимностью. “К сожалению, – замечает Кравец, – у определенной части населения в результате складывается мнение, что КПРФ смирилась с курсом, находится с ним в согласии…” И потому левым приходится время от времени громогласно заявлять о своей оппозиционности.
Что же касается “яблочников”, они также дорожат новым отношением власти. Сторонники Явлинского, как считает МК, “не хотят всю жизнь только правильно говорить, они хотят еще правильно делать”. И сейчас, когда президент не отвергает идей и разработок лидера “Яблока”, и даже, как говорят, в отличие от ельцинских реформаторов, принимает их во внимание, упустить шанс влиять на властные решения было бы неразумно. В любом случае для “Яблока”, по мнению газеты, это шаг вперед по сравнению с прежним состоянием “вечной отверженности и остракизма”. Поэтому критика правительства, которая к тому же вызывает у народа скорее раздражение, с точки зрения “яблочников”, не имеет смысла. К тому же появилось мнение, что людям сейчас не нужна оппозиция. У нас политическая депрессия. Народ устал после буйных ельцинских лет и очень доволен Путиным, который хотя бы не пьет, не говорит глупостей, и за него не стыдно, когда он встречается с зарубежными лидерами”.
А между тем очередную попытку формирования идейной оппозиции предпринял из своего “прекрасного далека” опальный олигарх Борис Березовский.
Как недавно сообщила прессе Елена Георгиевна Боннэр, БАБ обратился к ней с предложением принять 3 млн долларов на содержание музея Андрея Сахарова.
Как пишет по этому поводу газета Коммерсантъ, “госпожа Боннэр понимала, что господину Березовскому взамен понадобится ее имя”. И действительно: в обмен на щедрый дар БАБ просил руководство Фонда Сахарова “только об одном” – о пресс-конференции.
Как сообщила впоследствии журналистам сама Елена Георгиевна, БАБу был дан ответ в классическом стиле монтера Мечникова: “Только когда деньги поступят на наш счет!”
В конечном итоге торг завершился к обоюдному удовольствию: Фонд получил 3 миллиона, а Березовский – конференцию правозащитников.
Газета Известия с горечью прокомментировала эту ситуацию: “Мы в очередной раз стали свидетелями дискредитации самой идеи политической оппозиции”.
Понятно, что ни с самим Андреем Сахаровым, ни, скажем, с автором “Архипелага ГУЛАГ” Березовскому, остро нуждающемуся в реноме борца с тоталитаризмом, вряд ли удалось бы договориться. А с руководством фонда удалось, и довольно легко.
И дело не в том, подчеркивают Известия, что благотворительный взнос олигарха придется отрабатывать. Скорее всего, не придется: “Как не пришлось отрабатывать лауреатам премии “Триумф”, Березовским спонсируемой; как не придется отрабатывать близким моряков с “Курска”, для которых беглый олигарх создал специальный фонд”. Все необходимые ему политические дивиденды, подчеркивает газета, Березовский во всех случаях возьмет сам, без всяких усилий со стороны спонсируемых.
Удивляться этому не следует: торг олигарха с властью с привлечением на свою сторону общественного мнения продолжается. Удивительной Известия считают позицию получателей: вряд ли можно считать нормальным, пишет автор статьи Александр Архангельский, когда Елена Боннэр, взяв деньги Березовского и выполняя его условия, созывает пресс-конференцию, на которой считает возможным заявить о своей независимости от спонсора, “учит его хорошим манерам, только что не требует мыть уши перед встречей с нею”. Старая интеллигентская элита демонстрирует, констатируют Известия, свое неумолимое отставание от реалий современного мира: “Полумасонское самосознание, чувство избранности, учительный тон…” А между тем, считает газета, судя по всему, настала пора российским интеллигентам переименовываться в интеллектуалов, “то есть людей, которые занимаются по мере сил умственным трудом – и не имеют никаких особых социальных регалий”.
Таким образом, Березовский не оставляет своих усилий по использованию интеллигенции в качестве буфера, способного “смикшировать удар власти по олигархическому бизнесу”.
Максим Соколов в журнале Огонек высказывает мнение, что уход со сцены “великих и ужасных олигархов, чьи интриги, надежные схемы, беспрестанные наезды и информационные войны не один год потрясали политическую жизнь”, следует считать окончательным. При этом уход их оказался гораздо менее эффектным, чем можно было ожидать: “Еще звучат какие-то заявления, где-то проводятся пресс-конференции, вещает НТВ, но все в прошлом, все в прошлом”.
Невыразительность этой акции, как считает Максим Соколов, обусловлена особенностями политического стиля нового руководства. Олигархи, умеющие блистательно решать разнообразные политические головоломки, были “гениями комбинационного стиля”, который, к тому же, вполне удачно сочетался со знаменитой ельцинской стратегией сдержек и противовесов. Но проблема в том, пишет автор, что, если продолжить аналогию с шахматами, блистательных комбинаторов среди шахматных чемпионов мира не так уж много. С точки зрения долгосрочной стратегии более эффективным оказывается так называемый стиль “играющего холодильника”, который заключается в том, чтобы с самого начала постараться сковать инициативу противника, а затем постепенно дожимать его шаг за шагом. “Шахматные партии такого стиля, вызывающие ассоциации порой даже не с играющим холодильником, а с крупным пресмыкающимся, именуемым boa constrictor, по своей эстетической ценности значительно уступают комбинационным шедеврам Пола Морфи или Михаила Таля, но по своей совокупной результативности, напротив, сильно превосходят. В лице Путина наши блистательные маэстро Гусинский с Березовским напали именно на такой играющий холодильник, что и предопределило исход матча”.
Все угрозы олигархов на тему дискредитации власти, их намеки на хранящийся где-то страшный компромат успеха не имели. И не потому, подчеркивает Соколов, что этот компромат отсутствует: все дело в том, существует ли на него социальный заказ.
Когда заказ силен, считает автор, впечатление может произвести “любая околесина”, когда слаб – “полосные газетные статьи с фотокопиями документов и специальными резюме для тупых чиновников не производят никакого действия”. Если же учесть традиционный уровень изложения подобных откровений, традиционные для российской прессы попытки заставить читателя анализировать огромное количество финансовых документов, становится понятно “нарастающее отвращение к такой нуднятине, ясной лишь специалисту по корпоративному праву”. Специалисту же, что очевидно, “газетные сливы без надобности, он и без Минкина с Хинштейном знает много всего интересного”. Именно поэтому никакими финансовыми разоблачениями навредить власти, считает Соколов, не удастся: “Слишком уж ими злоупотребляли в славную эпоху информационных войн”.
В те же самые времена использовали компромат и пострашнее: “О том, что осенью 1999 года жилые дома в Москве, Буйнакске и Волгодонске взрывали по приказу Путина, наипрозрачнейше отнамекалась вся наша прогрессивная пресса. Хладнокровное убийство тысячи спокойно спящих мирных обывателей – какое вам дело еще мокрее нужно?” А коль скоро и эта тема больше не вызывает интереса, ни о каких акциях возмездия со стороны олигархов говорить сегодня не приходится.
Разумеется, новые остросюжетные политические драмы в бурной российской действительности более чем вероятны, однако, если они и состоятся, то уже с совершенно другими участниками. Статья Максима Соколова называется “Беззвучный уход”.
Еженедельник Век публикует интервью с доктором политических наук, профессором Российской академии государственной службы при президенте РФ Оксаной Гаман-Голутвиной. Предмет ее научных интересов – российская политическая элита. Голутвина считает, что, поскольку модернизация в России всегда оборачивалась повышенным давлением на элиту (не говоря уж о простых гражданах), особой лояльностью к власти она не отличается, и сегодня президент может записать себе в союзники лишь “небольшой ее сегмент”.
Тем более, что власть сумела до сих пор сформулировать лишь самые общие ориентиры своей политики: “восстановить статус и полномочия России в качестве влиятельного субъекта мировой политики”. Отношение же в обществе к этим целям неоднозначно. Например, пишет Гаман-Голутвина, “один из сохранивших и сегодня влияние олигархов сказал: “На великую державу не дам ни копейки”. Между тем, по данным академика Татьяны Заславской, примерно 1,5 процента населения РФ владеют сегодня 50 процентами национального богатства. Именно эти люди заявляют, что “на великую державу” не дадут ни копейки.
Как пишет Голутвина, “у нас слишком долго спрашивали: “Что ты можешь сделать для Родины?”, поэтому теперь большинство людей интересуется тем, что страна может сделать для них”. Призывы затянуть пояса не возымеют действия, “сегодня будет успешна та стратегия развития, которая войдет в резонанс с частным интересом”. Правда, и здесь также нет однозначного восприятия: “Кто-то считает, что приход Великой державы может означать новые перспективы карьерного роста и экономического процветания, а другой услышит в этом лишь настойчивый призыв поделиться своими капиталами”. Однако в решении подобных, исключительно сложных проблем и проявляется, подчеркивает еженедельник Век, подлинный масштаб личности политика.
Как пишет газета Известия, пока в президентском окружении продолжается борьба двух “команд” – так называемых “наследников”, т.е. политиков, доставшихся Путину в наследство от ельцинских времен, и “чекистов” – тех, кого привел сам Путин, вопрос о стратегии развития страны остается открытым.
“Наследники” – приверженцы если не сохранения статус-кво, то, во всяком случае, изменений очень осторожных и постепенных. “Чекисты”, напротив, проявляют нетерпение и требуют радикальных реформ – как в стратегии развития страны, так и в принципах организации власти.
“Проблема, правда, в том, – пишут Известия, – что набор “чекистских” идеологем так же неясен, как и “наследственных”. Вечные российские споры – между западниками и славянофилами, между сторонниками лозунга “Обогащайтесь!” и приверженцами сильного государства, между приверженцами олигархов (“бывших и будущих”) – будут продолжаться еще долго.
Тем не менее президенту, считают Известия, предстоит сделать некий выбор, потому что “вечная неопределенность, как правило, портит и политическое самочувствие, и отношения с Вечно Cпорящей Cтраной”. Известия утверждают, что в последнее время в поведении президента явно прослеживается намерение определиться – “и не только, так сказать, в идейно-философском плане, но и в плане конкретных действий”. Пауза заканчивается, наступает новый этап российской политической жизни.
Между тем, как пишет Семен Новопрудский в газете Ведомости, в России так и не сложилась ни двухпартийная, ни многопартийная система. В том числе и потому, что первый президент России не хотел связывать себя ни с одной партией, а второй заявляет о своих намерениях опираться “на весь народ”.
Новопрудский считает эту позицию безусловно ошибочной, поскольку в России попросту нет “всего народа”, на который можно было бы опираться. В головах у ее жителей существует, по мнению автора, “четкое и непримиримое деление на “капиталистов” и “коммунистов”. Президент до сих пор довольно удачно балансировал между теми и другими, не демонстрируя своих идеологических пристрастий. Однако, подчеркивает Новопрудский, выбор неизбежен: “Либо придется эти пристрастия озвучить, либо забыть раз и навсегда о попытках создания новой идеологии”. А заодно и о планах “возрождения России” и создания “сильного государства”.
Между тем КПРФ на только что прошедшем седьмом съезде “сделала вид, что является непримиримой оппозицией действующей власти”. А значит, замечает Новопрудский, наступает момент, когда власть должна дать понять коммунистам, что это она находится к ним в оппозиции. Нравиться всему народу, конечно, приятно, подчеркивает автор, однако “поклонникам КПРФ нравиться не только не нужно, но и вредно. КПРФ надо “есть”. Нет, не запрещать, конечно, но давать понять, что ее роль на отшибе политической системы”.
Впрочем, пока надежд на то, что власть готова вывести коммунистов из игры, пока немного. Как сообщают Ведомости в другой публикации, намерение Кремля вернуть России советский гимн оппозиция однозначно воспринимает как свою победу. Конечно, над новым текстом Михалкова, скорее всего, будут смеяться, предсказывает газета, но это ничего не меняет: даже если он будет принят Госдумой, коммунисты все равно будут петь советские слова – “кто про Ленина, а кто и про Сталина. А кто-то просто не будет вставать под этот гимн. Что делать – политика”.
Коммерсант, сообщая, что в новый век Россия войдет с “византийским орлом, петровским триколором и сталинским гимном”, замечает с иронией, что это сочетание “в общем, на редкость удачно символизирует ее сущность: византийская политика, петровские амбиции и мало изменившееся со сталинских времен общественное сознание”.
С этим согласен и обозреватель газеты Сегодня Леонид Радзиховский, считающий, что гимн Александрова, на возвращении которого настаивает президент – вовсе не специфически большевистский. “Он вполне подходит и к двуглавому орлу. Это “тяжело-звонкий” гимн Империи, Государству…” А следовательно, должен устроить всех сторонников укрепления государственности, включая либералов. “Вы, господа новейшие либералы, хотели укрепления государственности? Вот и получили… Да-с, другого государства у нас для вас нет и не будет”, – пишет Радзиховский. Предполагается, что новое поколение, подросшее за 10 лет, что страна жила без гимна, “тоже потянется к старому грозному Александрову… Русская история снова проглатывает свой собственный хвост”.
Газета Известия сообщает, что, согласно опросам фонда “Общественное мнение” 49 процентов респондентов приветствуют возвращение советского гимна, 15 процентов – сторонники “Патриотической песни” Глинки и почти столько же предпочитают песню “Широка страна моя родная”.
“Получается, – пишет обозреватель Известий Андрей Колесников, – что если музыка Александрова победит в политическом конкурсе, Путин просто поймает флюиды общественного мнения”. Однако, как подчеркивает обозреватель Известий, возрастной состав участников опроса не анализировался. Между тем известно, что сторонники старой госсимволики – в основном люди старше 50-ти лет, придерживающиеся коммунистической ориентации. “А ведь с гимном нашей стране еще жить долгие десятилетия, и логично задаться вопросом: учитывает ли нынешнее общественное мнение позицию гражданского общества будущей России?”
По мнению Андрея Колесникова, “римейк старого гимна – это признание идеологического поражения… Мелодия Александрова – это гимн рухнувшей империи, а ностальгический ресурс не может быть основой государственной символики и государственной идеологии”.
Последнее утверждение, впрочем нельзя не признать спорным. С одной стороны, Известия публикуют мнения о российском гимне людей, хорошо известных (все, кстати, из категории “за пятьдесят”). Писатель Владимир Войнович: “Если музыка Александрова будет утверждена в качестве гимна, то это будет плевок в душу огромному количеству людей”. Актер Лев Дуров: “Нужно оставить гимн на музыку Глинки. Александровский был неплохой, но он определял эпоху, а эпоха закончилась”. Кинодокументалист Игорь Шадхан, снимавший фильмы о Владимире Путине: “У меня такое ощущение, что все еще впереди, придет какой-то молодой композитор и озвучит Россию… Россия еще поживет без гимна или с тем, что есть сейчас. А потом обязательно родит что-то новое…”. И вообще, как заметил тот же Лев Дуров, общественная полемика на тему госсимволики сейчас не слишком уместна – “это все равно, что в голодные послевоенные годы, когда не было хлеба, рассуждали, надо ли оставить букву “ы” или заменить ее на “и”. А хлеб между тем закупали в Канаде. Однако на той же полосе можно познакомиться с точкой зрения того самого “поколения пепси”, которое подросло за 10 лет, пока страна жила без гимна – студентов факультета журналистики МГУ. Пятикурсник Антон Назаров считает, что музыка Глинки, в общем, вполне хороша. Но еще лучше было бы использовать мелодию гимна царской России “Боже, царя храни”: “А текст нужно адаптировать к новой реальности”.
Совершенно такого же мнения его однокурсница Ольга Скрыпник: “Лучше всего “Боже, царя храни”. Думаю, в России есть поэты, которые могли бы поднапрячься и написать слова, достойные этой величественной музыки”.
Таким образом, рассуждения о том, что ностальгия – удел “бывших”, не выдерживают критики, так же, как и опасения политологов, что оппозиция второму президенту России навсегда исчезла с политической сцены.
Остается добавить, что, судя по всему, дискуссия на “тему года”, как определили вопрос о российской госсимволике Известия, вместе с годом вряд ли окончится – даже если президент, как было запланировано в Кремле, в новогоднюю ночь обратится к согражданам под звуки любезного многим из них гимна Страны Советов.
