О чем не сказал президент в своем послании Федеральному собранию? Этот вопрос занимает прессу едва ли не больше, чем реальное содержание президентского спича. Показательное отсутствие некоторых с нетерпением ожидаемых тем или фигуры умолчания, использованные Владимиром Путиным, реанимировали у наблюдателей, казалось бы, утраченное в постсоветское время умение читать между строк и о многом догадываться по косвенным намекам для посвященных. Более того, отказ президентских спичрайтерров от анализа весьма существенных областей общественной жизни сам по себе стал поводом для глубокомысленных комментариев и радостных констатаций в некоторых изданиях.
В частности, сверхлаконичность политической части послания газета Комсомольская правда объясняет тем, что Владимир Путин “теперь может позволить себе не говорить о политике”.
В свое время В.И. Ленин, создатель советского государства, лишь мечтал о том, чтобы на съездах победившей партии главной темой была не политика, а экономика, напоминает газета. С точки зрения лидера Компартии именно это стало бы признаком достижения стабильности в стране. Спустя достаточно долгий срок после крушения коммунизма в России Владимиру Путину удалось реализовать эту ленинскую мечту, фактически проигнорировав тему политики в послании-2004. По мнению газеты, в этом нет ничего удивительного: “Потому что нет ни политических проблем, ни политических конкурентов. Все основные источники политической энергии – правительство, парламент, партии, региональные лидеры, олигархи – лояльны и вполне управляемы”. Вместо ельцинской системы сдержек и противовесов выстроена пресловутая властная вертикаль. “Вышло и проще, и эффективнее”.
Именно поэтому тема консолидации общества, о которой Путин говорил в своем предыдущем послании, в новом затронута лишь вскользь: “Цель-то практически достигнута. И убедительное подтверждение – абсолютная победа на президентских выборах”.
В общем, есть все основания, как считает Комсомолка, признать нынешнее президентское послание “посланием победителя”.
Удивительно, но факт: президент не сказал ни слова об итогах думских выборов, пишет журнал Власть. Между тем впечатляющая победа “Единой России”, казалось бы, способна послужить убедительным свидетельством единства общества и верности избранного курса.
Однако, как предполагает журнал, “единороссы, видимо, пали жертвой заботы президента о внешнеполитическом имидже страны”. В самом деле, выборы, в результате которых парламентская оппозиция фактически лишена права голоса, вряд ли служат укреплению на Западе представления о России как о стране, “приверженной демократическим ценностям”.
Как заявил газете Ведомости президент Института национальной стратегии Станислав Белковский, в политической части послания Путин вынужден “отдуваться за провалы собственной администрации: не получается убедить Запад, что мы хорошие, не выстроена параллельная правозащитная структура, не налажен диалог с партиями”.
Хотя, как уже было сказано, с точки зрения внутренней политики все вопросы решены, и это еще раз подчеркнул в своем комментарии Ведомостям Алексей Макаркин из Центра политических технологий: “Либерального крыла нет, коммунисты потерпели сокрушительное поражение, а партия власти свою задачу выполнила”.
Правда, при подобных достижениях политическая эйфория в президентском послании с точки зрения западных наблюдателей выглядела бы неуместно.
К тому же, как заметила газета Коммерсант, сложившаяся в нынешней Думе монополия “Единой России” слабо согласуется с прозвучавшими в президентской речи рекомендациями партийцам “повышать уровень политической культуры” и “осваивать навыки межпартийного диалога”.
По наблюдениям Коммерсанта, никакой динамики развития темы партий в президентском послании-2004, если сравнивать его с прошлогодним, не наблюдается. А некоторые фразы из послания-2003 президент повторил почти дословно.
Например, год назад было сказано: “Механизмы финансирования политических партий остаются для избирателей тайной за семью печатями”. В этом году прозвучало: “Недопустимо, когда финансовая сторона деятельности политических объединений по-прежнему скрыта от общественности”.
В прошлом году Владимир Путин констатировал, что рынок политтехнологий стал в нашей стране “одним из секторов теневой экономики”. В этом отметил, что “недопустимо, когда рынок избирательных технологий и лоббистских услуг ориентируется прежде всего на теневой сектор”.
Так же трудно, отмечает Коммерсант, найти разницу между прошлогодней репликой о “невнятности идеологических позиций партий” и свежим замечанием об “унылом однообразии большинства партийных программ”.
Главная разница высказанных претензий, с точки зрения газеты, состоит в том, что в прошлом году Путин критиковал в основном именно партии, в этом же выразил неудовольствие “неполитическими общественными организациями”. Они, по словам президента, “получают финансирование от влиятельных зарубежных фондов ” и “обслуживают групповые и коммерческие интересы” вместо того, чтобы уделить внимание “острейшим проблемам страны и ее граждан”.
Адрес этой критики впрямую назван не был, но вычислить его, как считает Коммерсант, несложно: не так давно Минюст публично обвинил правозащитные организации и в первую очередь созданный Борисом Березовским Фонд гражданских свобод в “сращивании с криминалитетом и олигархами”.
Впрочем, как считает журнал Власть, серьезные поводы для беспокойства есть и у сторонников Кремля. Во всяком случае, именно так можно истолковать замечание Путина о том, что партии “должны учиться приходить к власти и расставаться с ней по воле народа”. Между тем, как известно, в течение первого путинского срока к власти пришла лишь одна партия – “Единая Россия”.
“Судя по всему, – пишет журнал, – именно ей пора готовиться к “расставанию с властью по воле народа” вне зависимости от того, произойдет ли оно по итогам следующих выборов или еще до них, когда Кремль решит свалить на “правящую партию” ответственность за непопулярные экономические реформы”.
А у левоцентристов, с точки зрения Власти, напротив – появляется стимул, чтобы “осваивать навыки коалиционных действий” и готовиться к моменту, когда Кремль доверит им прийти к власти – “разумеется, по воле народа”.
Судя по всему, президентский “мессидж” был услышан. Как сообщила Независимая газета, в минувшую субботу лидер фракции “Родина” Дмитрий Рогозин на конференции региональной партийной организации в Туле уверенно предсказал скорый крах партии власти. Причем назвал даже точный срок, когда это может произойти – в ближайшие два-три года.
Выступая на конференции, Рогозин позволил себе весьма нелицеприятные высказывания в адрес “Единой России”, которая, по его словам, “фактически готова сегодня согласиться с любой дурью, которая поступает в Думу из правительства”. Не менее резок был лидер “Родины” и в своей критике правительства. Алексей Кудрин за предложение увеличить экспорт нефти был назван им “агентом иностранной разведки”, Герман Греф – человеком, “оторвавшимся окончательно от жизни”, а в адрес Михаила Зурабова прозвучал упрек в обмане “всех нынешних и будущих пенсионеров”. Даже лозунг удвоения ВВП получил в выступлении Дмитрия Рогозина определение “политического мошенничества”, поскольку достичь предполагаемого экономического благополучия планируется лишь за счет экспортных отраслей, а не в результате развития реального сектора экономики.
Правда, президенту лидером “Родины” обещана поддержка – “всякий раз, когда он будет предлагать для страны меры по укреплению обороноспособности и безопасности”.
При этом Дмитрий Рогозин, подчеркнул, что “если бы Владимир Путин сделал ставку на патриотическое движение, был бы совершенно другой результат. Пока он не готов”. Как говорится, всякому овощу свое время, умейте обождать.
Напрасно многие накануне оглашения президентского послания боялись, что президент объявит о наведении порядка в стране как о главном лозунге второго срока, пишет в Новой газете Юлия Латынина. Как выяснилось, беспокойство было напрасным: “Ничего такого президент не сказал. Ни про борьбу с олигархами. Ни про Чечню, ни про Ирак”.
Что касается Чечни, к ней была применена типичная “фигура умолчания”: вместо анализа чеченской проблемы было сказано о терроризме, о том, что борьба с ним остается “неизменной и последовательной”.
И вообще чеченский вопрос был, по выражению газеты Коммерсант, растворен во внешнеполитическом разделе послания. Этот шаг, поясняет газета, был вынужденным: исходя из логики предыдущих посланий, Путин должен был в этом году окончательно закрыть “чеченскую тему”.
В самом деле, в 2002 году было объявлено, что “военную стадию конфликта можно считать завершенной”. В 2003 году президент констатировал, что территориальная целостность России восстановлена, осталось избрать в Чечне президента и парламент и восстановить экономику.
Однако после того, как 9 мая в Грозном погиб вновь избранный президент республики Ахмад Кадыров, президентские спичрайтеры оказались в сложном положении. Источник Коммерсанта в Кремле признался газете, что “ничего не сказать о Чечне было нельзя, но неправильно было бы и превращать эту тему в одну из доминант послания”. Поэтому упоминание о необходимости продолжения борьбы с терроризмом (в том числе и в Чечне) газета оценивает как “весьма изящный ход”: президенту не пришлось брать назад свои слова о нормализации обстановки в мятежной республике.
В итоге, как заметил журналу Профиль гендиректор Института стратегических исследований Андрей Пионтковский, слово “Чечня” встретилось в послании лишь однажды, да и то в деепричастном обороте внутри большого предложения. В котором речь как раз и шла о борьбе с международным терроризмом и защите прав человека – с чем уж никак не поспоришь.
А в своем комментарии для Независимой газеты Андрей Пионковский заявил, что “чеченское умолчание” президента создает впечатление, что Владимир Путин все еще находится в состоянии шока, который испытал во время известно полета над Грозным на вертолете.
“Это удивительно, – заметил Пионтковский, – на 10-й год войны российский президент, пролетая над российским городом, уничтоженным российской авиацией и артиллерией, вдруг обнаружил, что он выглядит ужасно”.
С точки зрения Пионтковского, такая реакция может быть признаком “либо фантастического лицемерия, либо фантастической неинформированности”. Глава Центра стратегических исследование склонен принять вторую версию: “Что еще раз показывает: президент становится первой жертвой ликвидации институтов гражданского общества. И прежде всего – независимой прессы: он просто перестает понимать, что происходит в стране”.
Если бы не состоявшаяся накануне послания встреча Путина с ключевыми министрами, никто бы так и не узнал о позиции президента по еще одной злободневной теме – о замене социальных льгот денежными выплатами, отмечает журнал Профиль. Однако поставленный перед членами кабинета министров в соответствии с законами телевизионной полемики вопрос: “Зачем?”, как считает журнал, “прояснил многое из того, что хотел сказать и о чем промолчал Владимир Путин”.
Президент предпочел – вместо того, чтобы, по выражению журнала, “в очередной раз сотрясать воздух, следуя прописанной в Конституции процедуре” – провести публичный сеанс психотерапии “перед грядущими – очень жесткими и непопулярными – мерами по сокращению социальных расходов”.
Это, безусловно, полезнее, соглашается с президентским ходом Профиль: “Хотя бы для создания имиджа президента, который вовсю сражается за народное счастье с бесчувственным к людским страданиям правительством”. Есть надежда, замечает журнал, что “в подкорке обывателя и отложится, что президент у нас хороший, и что он был против всего этого безобразия”.
Как заявил газете Время новостей глава Центра политтехнологий Игорь Бунин, Владимир Путин, затронув в послании тему необходимой модернизации социальной сферы, выступил в двух ипостасях: “как либерал и как патерналист, как модернизатор и как психотерапевт”. Президент, по мнению Бунина, попытался “утешать общество”, пообещав, что “модернизация не будет очень страшной”.
Главная проблема, с точки зрения руководителя Центра политтехнологий, заключается в том, что “шокотерапия” в свое время не была доведена до конца, “процесс растянулся, и власть отрубает обществу хвост в десять приемов”. Правда, стабилизация ситуации в последние годы стала общепризнанной заслугой власти, “однако эта стабильность держится на рейтинге Путина, а он как раз жертвует рейтингом ради модернизации”.
Совершенно очевидно, заявил Независимой газете глава Института гуманитарно-политических исследований Вячеслав Игрунов, что задуманные реформы встречают в обществе сильное сопротивление, и потому не могут быть реализованы в том виде, в котором они задуманы.
Как считает Игрунов, послание продемонстрировало растерянность власти, засвидетельствовав наличие глубокого идеологического кризиса в руководстве страны: “Люди в окружении президента и сам президент по большому счету не готовы к новой четырехлетней миссии. Им непонятна стратегия развития страны – и об этом также не сказано ни слова”.
А обозреватель газеты Новые известия Отто Лацис, напротив, считает, что президентская речь удалась: “Либерально настроенный читатель даже при самом строгом подходе мало к чему мог бы придраться”.
Президент констатировал достижение стабильности в экономике и политике, предложил целый спектр “весьма рациональных целей в экономической сфере – от доступного для людей среднего достатка строительства жилья за счет ипотечных кредитов до диверсификации путей транспортировки нефти на экспорт”. Либеральный слух, безусловно, ласкают такие мотивы, как рационализация государственных расходов, снижение налогового давления на товаропроизводителей, обязательный гражданский контроль за преобразованиями в военной сфере, пишет Отто Лацис.
“Остался один главный вопрос: как удастся выполнение поставленных задач?”
Нынешняя Конституция дает действующему главе государства, по сути, неограниченные полномочия, отмечает автор. Но никакие полномочия не дают президенту возможности регулировать поведение чиновничьего класса в целом. “Чего они не захотят сделать, того и не сделают – один ведь за всеми не уследит”.
Действовать в нужном направлении многочисленную и консервативную бюрократию может заставить только гражданский контроль, пишет обозреватель Новых известий. Однако для этого недостаточно произнести правильные слова, провозгласить курс на демократию “сверху” – “требуется встречное движение “снизу”.
С этим сложнее: Отто Лацис напоминает, что Мраморный зал, где выступал со своим посланием президент, в свое время был построен специально для пленумов ЦК КПСС. Правильных слов здесь было сказано немало. В частности, именно в этом зале “Михаил Горбачев когда-то разговаривал с верхушкой советской бюрократии”. Речь Путина, подчеркивает Отто Лацис, выполняла, в общем, ту же функцию: “глава государства общался с верхушкой нынешней российской бюрократии”.
Тем самым обозначив, как заявил президент фонда “ИНДЕМ” Георгий Сатаров в своем комментарии газете Время новостей, что содержание послания – “внутреннее дело власти”. Сатаров признался, что его резанула гневная тирада президента по поводу общественных организаций, которые заняты не тем, чем нужно. “Это странная постановка проблемы, – сказал президент фонда “ИНДЕМ”, – власть диктует гражданскому обществу, чем оно должно заниматься. В нормальной демократической системе должно происходить наоборот: общество должно диктовать государству, чем ему заниматься”.
Газета Известия обнаружила в президентском послании “всего две недоработки”.
Первая из них – “излишняя экономическая детализация текста: принцип формирования бюджета, фискальная функция, авансовые платежи, трубопровод “Дружба-Адрия” создавали подчас ощущение, что выступает премьер, а не президент”.
Вторая недоработка напротив, “недостаточная детализация политических разделов”.
Заговорив о создании в России “свободного общества свободных людей”, Владимир Путин признал, что “свободой не всегда дорожат, еще реже умеют ею распорядиться”. Между тем “несвободные, несамостоятельный человек не способен позаботиться ни о себе, ни о своей семье, ни о своей Родине”. Появилось ощущение, пишет обозреватель Известий Светлана Бабаева, что президент “действительно созрел ввести указом повеление быть свободным, будь это в его власти”. Однако ввиду невозможности соответствующего государственного распоряжения, Владимир Путин заявил, что рассчитывает “на поддержку и солидарность всех граждан России. На их веру в себя. В свои силы. В успех нашей страны”.
Между тем, отмечают Известия, для того, чтобы эта тема была воспринята слушателями и читателями как главная задача, а не как “конъюнктурный реверанс в сторону Запада накануне важных саммитов”, следовало именно эту часть конкретизировать. “Возможно, даже привести примеры. Или назвать сферы, в которых ответственные отношения граждан особенно важны и приоритетны. Сказать хотя бы пару слов о правоохранительной системе. Четче дать понять, что все это касается и местных властей, а не только кремлевских обитателей”. Вероятно, оговаривается обозреватель Известий, вся эта расплывчатость произошла оттого, что “тема вброшена столь масштабно впервые… Возможно, у ее идеологов еще нет четкого представления, как и с кем это все делать. Может, президент просто поостерегся говорить о столь деликатной материи все и сразу…”
А еще Путин ничего не сказал о сильном государстве и его взаимоотношениях с бизнесом, перечисляют Известия, а также об Ираке, о Чечне, и даже не попытался намекнуть на некий свой, специфический путь для России – напротив, впервые произнес тезис “о духовном сближении с Европой”…
“Президент всегда старается избегать конкретики, – пояснил журналу Профиль Станислав Белковский, – он излагает свои мысли в традиционном постмодернистском ключе – так, чтобы каждый мог увидеть и услышать в послании именно то, что хочет”.
И вообще Владимир Путин многое недоговаривает отнюдь не потому, что у него нет ясности по поводу курса реформ, уверен Белковский, просто таков его стиль: “Стиль, который часто сам по себе становится полновластным и подменяет содержание его высказываний. Это типично постмодернистский подход”.
Впрочем, фактическое содержания президентского послания у президента Института национальной стратегии сомнений не вызывает: “Главное, что я вижу в послании – это декларация жесткого либерального курса, отказ от государственного патернализма, традиционно присущего России, и ставка на экономически самодостаточного буржуазного человека, который обозначен в послании как “свободный человек”. Речь идет прежде всего об экономической свободе.
Тем не менее, как свидетельствует Белковский, Путин, как и в начале своего первого срока, продолжает посылать “изощренные сигналы сразу всем слоям общества, причем именно те сигналы, которые эти слои хотят получить”. При этом глава государства “хочет завуалировать все, что можно завуалировать”. Такая осторожность, поясняет Белковский, легко объяснима: “При реализации своего ультралиберального курса он не хочет получить социального взрыва”.
С другой стороны, подчеркивает автор, для реализации любого политического курса нужна элита, которая его поддерживала бы: “А нынешняя элита, скорее, ждет, когда Путин поскользнется на апельсиновой корке”. Следовательно, механизма для реализации своей программы у нынешнего президента нет – отсюда и расплывчатость ее формулировок.
После оглашения очередного президентского послания стало ясно, что жанр умирает, констатировал Еженедельный журнал. “Не то, чтобы по окончании мероприятия сложилось впечатление, что президенту совсем нечего сказать народу, – и слова вроде были подобраны правильные, и то, как спичрайтеры Путина расставили их в предложениях, особого раздражения не вызвало. Но в целом выступление получилось даже не пресным, а скорее дистиллированным”.
Как признался журналу один из кремлевских политтехнологов, главная задача, которая ставится обычно перед авторами этого важнейшего текста – чтобы он не был похож на прошлогодний. “В то же время, надо понимать, что она практически невыполнима – заметил источник, – президент – человек твердых убеждений и принципов, они из года в год не меняются. Кроме того, те задачи, которые он формулирует, они же, как правило, за год не решаются”.
С этим утверждением, замечает журнал в своей публикации, озаглавленной “Все слова, слова, слова”, трудно не согласиться.
Именно поэтому гораздо занятнее попытаться понять, о чем и по какой причине умолчал президент. Безусловно, тут есть место настоящему творчеству, что и продемонстрировали российские СМИ в первые же дни после завершения ежегодного ритуала.
