Первая реакция прессы на случившуюся кадровую и структурную революцию в силовом блоке оказалась довольно взвинченной, но вполне предсказуемой: СМИ хором заговорили о возрождении былого могущества спецслужб.
Официальные разъяснения пресс-службы президента (изменения в силовом блоке “связаны прежде всего с необходимостью ликвидировать дублирование функций, разрастание аппаратов, оптимизацией расходов” – цитата из газеты Время новостей), были восприняты как чисто ритуальные.
Источники Времени новостей в самих спецслужбах, а также представители правых в Госдуме в интервью газете расценили новации как “явное перераспределение мощностей между силовиками в пользу госбезопасности”. А член фракции СПС Борис Надеждин прямо заявил, что видит в перестановках “резкое усиление веса ФСБ, которая приобретает черты бывшего КГБ СССР”.
Правда, лидер фракции Борис Немцов предпочел с выводами не торопиться: он заявил журналу Коммерсант-Власть, что прежде, чем оценивать перестановки, следует подождать хотя бы год.
Его коллега по партии Ирина Хакамада и вовсе утверждает, что в президентских решениях нет ничего особенного: “Это просто правильное управленческое решение, направленное на специализацию спецслужб, которые мешали друг другу”.
Еще более уверенно рассуждает руководитель фракции ОВР Вячеслав Володин: по его мнению, президент решил “провести оптимизацию силовых структур. Необходимость создания комитета по борьбе с наркобизнесом назрела уже давно. Слияние погранслужбы и ФСБ уже было в истории и отлично работало”. Далее в том же духе.
Зато бьют тревогу в партии “Либеральная Россия”: ее сопредседатель Сергей Юшенков уверенно заявил Власти, что Путин “стремится усилить структуры бывшего КГБ СССР, но с гораздо большими возможностями, чем те, которые были до настоящего времени у ФСБ”.
В свое время Борис Ельцин, напоминает Павел Фельгенгауэр в Новой газете, разделил КГБ на целых пять спецслужб.
Сегодня, после новых президентских указов, за пределами ФСБ остались лишь СВР и ФСО. Которые, впрочем, и в советские времена, отмечает автор, находились в стороне “от общего направления подавления личности и политического сыска в силу сугубой специфичности выполняемых задач”.
К тому же теперь, после присоединения ФПС, у ФСБ, как прежде у КГБ, есть свои войска, своя боевая авиация и флот. “Для чего все это демократической контрразведывательной спецслужбе”? – спрашивает Павел Фельгенгауэр.
Впрочем, другой автор той же Новой газеты, Юрий Щекочихин, считает, что возвращение пограничников на Лубянку может иметь свои плюсы: “Сегодня бюджет ФСБ в два раза превышает бюджет ФПС. Может быть, старшие братья поделятся?”
Есть и другой аспект кадровой революции. По президентскому указу функции налоговой полиции отошли к МВД. Однако личный состав ФСНП, а также ее помещения и оргтехника переданы под начало Виктора Черкесова, которому предстоит создать на этой основе Госкомитет по контролю за оборотом наркотическим и психотропных веществ. Между тем сам Черкесов в 5-м Главном управлении КГБ СССР занимался “политическим сыском и преследованием инакомыслящих”, – напоминает Фельгенгауэр.
Вкратце точка зрения автора сформулирована в заголовке статьи: “Железный феникс. Возрожден аппарат контроля над обществом?”
Конечно, надежда есть: как сказал классик, суровость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. Вот и Путина, пишет Павел Фельгенгауэр, “часто замах большой, а результат – почти нулевой, как, например, с разделом страны на федеральные округа. Может, и КГБ теперь воссоздадут не до конца”.
Тем не менее, если прежний “контрольный аппарат” удастся воссоздать, нет сомнений, что рано или поздно им воспользуются. А уж кто и как – “не нам решать”.
Пресса отмечает полную конфиденциальность информации о кадровых переменах до самого последнего момента.
“Как и два года назад, когда президент обновлял руководство МВД, Минобороны и Совбеза, нынешние отставки явились полной неожиданностью даже для самых заинтересованных лиц”, – пишет Независимая газета. А по мнению Новой газеты, “тайность происшедшего означает одно – президент никому не доверяет, кроме ближайшего окружения”. А это, считает газета, может означать, что “риск противодействия реформам со стороны силовиков реален и признается самим президентом”.
Кроме того, подчеркивает Независимая газета, не стоит забывать, что пока “решения столь серьезного уровня” оформлены лишь указами, действие которых ограничено отсутствием поддержки в законодательстве.
“Президент вправе проводить любые назначения и перестановки, – заявил НГ председатель Мосгордумы Владимир Платонов. – Однако если создается новый орган власти, а на основании Уголовно-процессуального кодекса он не может выполнять свои функции, потому что они возлагаются законом на другой орган, то возникают большие проблемы”.
Как считает обозреватель Московских новостей Леонид Никитинский, Владимир Путин впервые за время своего президентства “подставился вполне по ельцински”, публично объявив о якобы подписанных им указах о реорганизации силовых ведомств, в то время как об этих указах ничего не знали во всех заинтересованных инстанциях. И не только, скажем, в ликвидируемой Федеральной службе налоговой полиции, но даже в Государственно-правовом управления президента, которое по долгу службы обязано визировать любой проект любого президентского указа.
Никитинский цитирует выступление президента на совещании с членами правительства 11 марта, в котором сообщалось о реформе: “Сегодня я подписал соответствующие указы, но перечисленные меры требуют внесения изменений в законодательные акты. Соответствующие проекты будут внесены в Государственную думу”.
Таким образом, замечает автор, президент фактически признается в том, что он нарушил закон. Дело в том, что Федеральная служба налоговой полиции была образована по закону РФ от 24 июня 1993 года “О федеральных органах налоговой полиции”. Соответственно, и упразднить ее можно только законом, но никак не указом президента. Что нынешнему хозяину Кремля с его юридическим образованием должно быть хорошо известно ( в отличие от беззаветно любившего “загогулины” и “рокировочки” Бориса Ельцина).
К тому же, как считает автор, добиться юридически корректного решения проблемы ничего не стоило – президенту нужно было лишь обратиться с соответствующей законодательной инициативой в Госдуму: “Послушная Дума мигом приняла бы проект во всех чтениях, а сенаторы одобрили бы его”.
Однако это сделано не было. Как предполагает Леонид Никитинский, “администрация президента и сам гарант Конституции пошли на заведомое нарушение принципа подзаконности, жертвуя им в пользу внезапности появления указа”.
Необходимость этой сугубой секретности и внезапности, считает атвор, диктовались, “скорее всего, нежеланием вплоть до последней минуты будоражить могущественное Федеральное агентство правительственной связи (ФАПСИ)”. Налоговую полицию, впрочем, также решили заранее не беспокоить,
В результате , пишут Московские новости, получился полный сумбур. Следователи пока так и не могут понять, кому и в каком порядке они должны передавать дела, а обвиняемые уже отказываются являться в налоговую полицию на допросы, “мотивируя это тем, что “вас больше нет”.
По этому поводу Еженедельный журнал заметил, что президент сделал “некоторым уклонистам от налогов” большой подарок.
В то же время источники Журнала не считают решение президента юридически некорректным. “Порядок ликвидации подобного рода ведомств в нашей стране не прописан ни одним законом”, утверждает депутат Госдумы, юрист Александр Баранников. В том числе и законом об образовании налоговой полиции. Поэтому, утверждает Баранников, “президент имеет полное право создавать и ликвидировать ведомства, входящие в структуру исполнительной власти”.
Между тем, сообщает отдел расследований МН, ликвидация налоговой полиции произошла в момент, когда на контроле у замдиректора ФСНП находилось более 600 межрегиональных дел на миллиарды рублей.
Еще 200 особо важных дел, добавляет ЕЖ, контролируется на федеральном уровне.
Впрочем, пишут Московские новости, “уничтожение налоговой полиции – не первый подарок оргпреступности за последние два года”. Ранее были ликвидированы Региональные управления по борьбе с организованной преступностью (РУБОПы) и Межведомственный центр по борьбе с отмыванием преступных доходов. Вместо них решено было создать оперативно-розыскные бюро (ОРБ) при ГУВД федеральных округов и Комитет по финансовому мониторингу при Минфине.
На сегодня ни одна из этих структур не может похвалиться мало-мальской эффективностью.
В этой ситуации мафиозным структурам, как считают МН, оставалось лишь мечтать об уничтожении налоговой полиции, ставшей в последние годы главной помехой для теневой экономики.
Надежды на то, что МВД быстро подключится к процессу борьбы с отмыванием криминальных доходов нет – чтобы наладить работу в новых условиях, нужно время, а также специалисты и средства. Между тем все, чем располагала ФСНП, теперь, как известно, принадлежит Госкомитету по контролю за наркотиками.
Впрочем, сами налоговые полицейские, по свидетельству Еженедельного журнала, исключают возможность “потери” каких-то уголовных дел при их передаче в МВД.
Их подход разделяет и член комитета Госдумы по безопасности Сергей Юшенков. “Уголовные дела, заведенные ФСНП, – это серьезный механизм давления власти и силовых структур на бизнес, – заявил он Журналу. – Поэтому не вижу причин для их отказа от столь удобного механизма влияния. При этом совсем неважно, куда будут переданы эти дела”.
А гражданам, которые надеялись откупиться от уголовного преследования, Юшенков советует готовить еще один конверт с деньгами: “Теперь для того, чтобы сотрудники нового комитета не подбросили порцию наркотиков и не начали расследование уже в рамках борьбы с финансированием террористической деятельности”.
Обозреватель Известий Семен Новопрудский, называет всю российскую систему власти “несовременной, неэффективной, алогичной”.
Российское правительство, пишет Новопрудский, нельзя назвать политическим, поскольку оно не формируется думским большинством. Однако оно и не техническое, поскольку его трудно назвать правительством экспертов: например, Борис Грызлов в роли главы МВД никак не тянет на профессионала. К тому же наш кабинет министров не принимает экономических решений – они принимаются в Кремле.
Роль парламента тоже не слишком понятна: “Если он просто штампует законы, это можно делать без таких затрат и игры в демократию”.
Не лучше обстоит дело с Советом федерации, который утратил функции собрания лидеров регионов и стал “замечательным местом, где можно укрыться от уголовного преследования, или приятной политической ссылкой”.
Как говорится, далее – везде: “Полпреды, хоть и пытаются “зачистить” законодательство вверенных округов под федеральные стандарты, реальной власти не имеют. При этом одни регионы – республики, другие – области, а третьи – и вовсе автономные округа”. Не говоря уж о том, что региональные власти и территориальные управления федеральных министерств “открыто или явно воюют друг с другом на местах, зачастую претендуя на одни и те же полномочия”.
В общем, Россия, пишет Новопрудский, остается плохо управляемой страной “с перекошенным государственным устройством, раздутым чиновничьим аппаратом и зародышевой политической системой”. Поэтому президентские указы автор считает “стартом ремонта заржавевшей государственной машины”.
Иначе, подчеркивает автор, трудно объяснить, почему президент, не предпринимавший никаких решительных шагов со времен знаменитого указа о семи федеральных округах и появления полпредов, решился на них накануне думских и президентских выборов. И дело, как считает автор, вовсе не в перемещении персон, дело в начале структурной реформы правительства.
Обозреватель Известий признает, что идеология новых назначений пока не вполне ясна. И все же, по его мнению, у России не только появился “эскиз кадровой политики”, но и обозначилась некая смена политического курса.
Если внимательно посмотреть на список тех, кто в результате реформы лишился мест, многое становится понятным, утверждает в Еженедельном журнале Юлия Латынина. “Ушли те, кто принадлежал к ельцинской элите: глава ФСНП Фрадков, глава погранслужбы Тоцкий и Владимир Матюхин, назначенный главой ФАПСИ еще в мае 99-го”.
Путин действует типичным для себя способом – вместо того, чтобы реформировать опасные для себя ведомства, он назначает в них верных людей. Именно поэтому в Минобороны был назначен штатский Иванов, а в МВД – штатский Грызлов. По этим же причинам вместо того, чтобы создать в ФСБ “структуру, надзирающую за губернаторами” Кремль учредил институт полпредов.
“В России нет ведомств – есть друзья. Нет законов – есть личные отношения, – пишет Латынина. – Поэтому ни взятки, ни коррупция, ни бездействие не являются в России поводом для отставки”.
Итак, в верхах продолжается схватка между путинской и ельцинской элитами, или, как пишет Латынина, между “новыми самураями президента” и “старой бизнес-знатью”. При этом “самураи” преданны, но бездарны: по крайней мере, в том, что касается бизнеса, “ельцинские” обыгрывают их с разгромным счетом.
Убедительной иллюстрацией к этому положению, по мнению автора, может служить нашумевшая история с продажей “Славнефти”.
Более того, замечает Латынина, назначения “самураев” в госкомпании, то есть попытка “вывести гибрид, у которого будут чистые руки чекиста и изворотливый ум коммерсанта”, окончилась неудачей. “У гибрида оказались изворотливые руки и девственно чистые мозги”.
Таким образом, сохранить контроль над “деловой знатью” президент может только усилив “большую силовую пятерку: “Именно пятерку, а не одно ведомство. Ведь задача силовиков – следить не только за олигархами, но и друг за другом. Внутривидовая конкуренция – всегда самая острая”.
Во всяком случае, современные спецслужбы интересуют Путина, по мнению автора, не как зародыш монстра былых времен, подлежащего восстановлению, а как “кадровый резерв, где сидят безынициативные, угодливые по типу характера люди, которые лично знакомы президенту и обязаны своим возвышением только ему”.
Военный обозреватель Еженедельного журнала Александр Гольц оказался едва ли не единственным, кто признал вполне убедительным объяснение президентской пресс-службы насчет разросшегося аппарата, дублирования функций и оптимизации расходов.
Гольц называет “звездочетами” аналитиков из числа приближенных к Кремлю, которые “делают большие глаза и старательно намекают на некую сокрытую от непосвященных информацию, касающуюся некоей новой угрозы, с которой вот-вот столкнется Россия”.
На самом деле, по мнению автора, все проще: “Это Борис Ельцин мог до бесконечности увеличивать число подчиненных непосредственно ему силовиков”. Владимир Путин, который, в отличие от первого президента, серьезно относится к своим обязанностям и потому вникает в проблемы каждого подотчетного ему ведомства, стал со временем раздражаться от того, сколько времени приходится на это тратить. “А уж те, кто воспользуется моментом и посоветует “укрупнить” да “оптимизировать”, найдутся всегда”.
Между тем, замечает Александр Гольц, беда в том, что деятельность спецслужб – “как раз такая сфера государственного управления, где пресловутый параллелизм не вреден, а, наоборот, полезен”. В США спецслужб около десятка – это дает возможность руководству страны получить максимально полную информацию по любому важному вопросу.
Реорганизация же, предпринятая Владимиром Путиным, предостерегает обозреватель Еженедельного журнала, неизбежно обернется ведомственной монополией на информацию: “ФСБ, которая получит технические возможности ФАПСИ плюс разведорганы ФПС, уже не будет иметь конкурентов в поставке информации внутри страны”.
Что же касается безопасности внешней, пишет Александр Гольц, здесь поставка информации будет монополизирована Министерством обороны – если к нему отойдут, как можно предположить, подразделения ФАПСИ, отвечающие за электронный перехват за границей. Впредь проверить через ФАПСИ данные ГРУ об усилении внешних угроз президент не сможет.
Между тем, напоминает Александр Гольц, и спецслужбы, и военные уже не раз обманывали и президента, и страну – можно, например, вспомнить их многократные заявления о том, что боевики в Чечне окончательно разгромлены или миф о вражеской подводной лодке, погубившей “Курск”. “Теперь у двух российских ведомств появляется реальная возможность манипулировать информацией”, и это – серьезная опасность для страны.
“Очередное обновление в силовом блоке, предпринятое Путиным, по существу консервирует старые советские формы обеспечения безопасности государства”, – подводит итог обозреватель Еженедельного журнала.
Именно сегодня, в преддверии выборов президент особенно нуждается в поддержке силового блока, пишет еженедельник Консерватор.
С этим и связана нынешняя консолидация силовых структур с резким усилением роли “большой тройки” – Министерства обороны, МВД и ФСБ. “Отныне спецслужбы в неоплатном долгу перед Путиным – он вернул им единство. Такое не забывается”. Поддержка “органов” на выборах президенту обеспечена, считает Консерватор.
Эту тему развивает журнал Власть.
Почему резкое усиление ФСБ произошло именно сейчас? Ведь с политической точки зрения опасно реформировать одновременно несколько ведомств – это может нанести урон пресловутой стабильности, столь ценимой президентом и обществом. Вот один из ответов, предлагаемых Властью: “За время президентства Путин, видимо, настолько уверился в своей способности надежно контролировать ситуацию в военной среде, что не придает этому большого значения”.
Другое возможное объяснение – из области не психологии, но политики: приближение выборов. “Очевидно, что накануне предвыборных силовых кампаний Владимир Путин решил собрать основные внутренние силовые ресурсы в два мощных кулака”.
С МВД все давно уже ясно, пишет Власть: бывший лидер думской фракции “Единство” Борис Грызлов и после назначения министром не скрывал своих партийных пристрастий.
Что же касается ФСБ, ее решено было усилить организационно и информационно – это, с точки зрения кремлевской администрации, должно “повысить управляемость предвыборного процесса”.
К тому же, напоминает журнал, эта модель уже была опробована Кремлем на прошлых парламентских выборах. Движения “Единство” и “Отечество” были объединены в “Единую Россию” – несмотря на заключения социологов о том, что два центристских бока по отдельности наберут больше голосов, чем одна партия власти – “именно потому, что так Кремлю удобнее управлять своим политическим ресурсом.
Нельзя упускать из виду, что в результате реформы силовых ведомств система ГАС-выборы перешла в ведение ФСБ, – пишет Новая газета. Почему же не к Центризбиркому?
Как сообщил газете заместитель Центра политических технологий Дмитрий Орлов, ЦИК и ранее был лишь корпоративным пользователем этой системы. Контроль за получением и предоставлением данных с самого начала действия системы осуществляло специальное подразделение ФАПСИ.
Работа ГАС-выборов полностью закрыта для посторонних наблюдателей. В Институте развития избирательных систем Новой газете сообщили, что проверить достоверность информации, предоставляемой для открытого доступа – например, диаграмм, которые помещают в интернете, – невозможно.
Именно поэтому в умелых руках ГАС-выборы дают множество способов подтасовки информации – ведь 99% наблюдателей получают лишь копии результатов. Возможна, например, не только тривиальная сдача пустых бюллетеней, но даже создание виртуальных избирательных участков в компьютерной сети.
К тому же в системе зарегистрированы данные на 104 миллиона избирателей – возраст, прописка, семейное положение, место работы и так далее. Что там есть еще – установить невозможно. В отличие от Запада, где каждый гражданин может проверить и откорректировать информацию , имеющуюся на него у государства, в России ознакомиться со своим досье можно лишь в избирательных комиссиях и в строго установленные сроки – не позднее, чем за две недели до выборов.
В общем, система ГАС-выборы – нечто вроде “черного ящика”: закладывают ингредиенты (информацию) – получают результат (имя депутата). “А контроль за процессом превращения теперь находиться в руках набирающей могущество ФСБ”.
Газета готова согласиться, что на самом деле, может быть, все не так страшно, как кажется. Но проверить нельзя…
Неизвестность, как водится, пугает больше всего. К тому же трудно не согласиться с тем, что у россиян с их историческим опытом есть все основания для испуга.
Впрочем, в большинстве публикаций, во всех попытках комментариев, в многочисленных намеках на эксклюзивную “кремлевскую” информацию” сквозит тщательно скрываемая растерянность.
“Сокровенным знанием”, похоже, не обладает никто. И практически во всех статьях звучит рефреном: нас (общество и его представителей во властных структурах) опять не спросили.
И далее – некоторая обреченность: и не спросят…
Стоит ли в таком случае удивляться аполитичности граждан и их едва ли не полному (во всяком случае, в молодежной среде) безразличию к результатам предстоящих выборов?
