Ровно 10 лет назад, 12 июня 1991 года состоялись выборы первого президента России. Для Бориса Ельцина, по замечанию газеты Время новостей, это были последние выборы: далее он “только подтверждал свое право на власть, право быть царем”. Монархом он был весьма убедительным во всем – от неограниченных властных полномочий до бытовых привычек.
Как пишет Время новостей, политикой в те времена занимался только Ельцин – “все остальные участвовали в поставленных им спектаклях”. И те, кто считал, что вертит президентом, как им захочется, заблуждались. “Правда, они выясняли это на комфортабельной даче, подаренной по случаю отставки. Борис Николаевич был по-царски щедр”. Ельцин, подчеркивает газета, был не просто царь, он был царь-реформатор. Правда, последовательных реформ не получилось: не так легко сочетать трепетное отношение к своей власти, а также постоянную смену настроений с “неким твердым курсом”. И хотя за минувшие годы страна все же переменилась, главное, утверждает Время новостей, осталось неизменным: “институт монархии, пусть даже и приправленный демократическими процедурами, серьезно укрепился”.
Сегодня от Путина, как некогда от Ельцина, ждут царских милостей и занятий: “создания карьер, масштабных проектов и всех прочих признаков монархии”, когда политику вершит только один человек, а остальные вольны лишь соглашаться с ним или не соглашаться, исполнять его приказы или не исполнять. “Другое дело, – замечает газета, – что монархия, которую создал Борис Ельцин, была выстроена под него. И теперь царство будет вынуждено превратиться во что-то совсем другое”.
Любопытны ответы политиков на вопрос Времени новостей о том, каким президентом был Борис Ельцин. Валерий Сайкин, депутат от КПРФ, считает, что Ельцин был настоящим руководителем только во времена, когда он возглавлял московский горком КПСС. Впоследствии, сделав себе репутацию на борьбе с привилегиями, Борис Николаевич сам начал ими обрастать. И потому остался в памяти коммунистов “человеком с двумя лицами”.
Двойственную природу первого президента подчеркивает и лидер Республиканской партии Владимир Лысенко. По его представлениям, Ельцин в 1989 году – “смелый, решительный, самый перспективный политик России. А в конце правления – лидер, который не выполнил важнейшего предназначения, во многом вернувшийся к авторитарному режиму”.
Президенту Фонда “Политика” Вячеславу Никонову Борис Николаевич запомнился, как “крайне колоритная личность, революционер в душе, романтик по натуре и большой жизнелюб”. Парадокс же Ельцина, как считает Никонов, заключается в том, что первому президенту удалось провести демократическую революцию совершенно недемократическими методами. “По всей видимости, в России иначе революции не происходят”.
С точки зрения Виктора Анпилова, лидера движения “Трудовая Россия”, Ельцин – “сатрап”. Впрочем, уточнил Анпилов, “сатрап – лучше, чем неопределенность”, а уж в отсутствии определенности первого президента было никак не упрекнуть.
Очень обижен на Ельцина Владимир Жириновский, считающий Бориса Николаевича “самым страшным человеком в истории”. “В 1991 году я победил, – уверяет Владимир Вольфович. – Мне это говорили сотрудники КГБ. Записали Ельцина”.
По мнению зампреда фракции СПС Виктора Похмелкина, главными недостатками Ельцина были его любовь к власти и безразличие ко всему, что его власти непосредственно не угрожало. “Когда надо было бороться за власть, он всегда был решительным. Но когда надо было использовать власть для содержательных дел, он очень часто проявлял удивительную пассивность”.
А глава Фонда эффективной политики Глеб Павловский утверждает, что при Ельцине “произошла революция свободы, в русском понимании этого слова, но отнюдь не политическая”. Именно поэтому при первом российском президенте так и не были заложены основы для политической стабильности: “У нас до сих пор нет институтов защиты собственности. И под свободой многие до сих пор понимают скорее атмосферу, чем гарантию, в том числе и гарантию безопасности”. Павловский не сомневается в том, что Ельцин был человеком по природе добрым, однако считает нужным подчеркнуть, что “недостаточно быть добрым в эпоху катастроф, чтобы реально помочь людям”.
“Реальная демократия” в России оказалась мало похожей и на ее книжные образцы, и на модели государственного устройства на Западе”, – пишет еженедельник Век. Но, несмотря на эти различия, сегодня российская демократия, по мнению еженедельника, чувствует себя лучше, чем еще пару лет тому назад.
“Система Путина”, утверждает Век, оказалась сильнее “системы Ельцина”: “Старая власть не предупредила внутреннего раскола России, а новая принялась страну объединять. Элита впервые с 1993 года стала понимать, что она, несмотря на конкуренцию в своих рядах, едина. По внешней политике и вопросам единства Федерации в стране сформирован консенсус, а недавнее взаимное неприятие правым и левым флангами социально-экономических установок друг друга выливается в упорный, но регулируемый и мирный политический торг”. Поэтому все разговоры о “нетрадиционной демократии” беспочвенны: власть, организованная иначе, вряд ли справилась бы со столь своеобразной страной, как Россия.
Конечно, та же власть могла бы быть более терпимой в отношении, допустим, самостоятельности регионов. Однако это создало бы реальную угрозу целостности федерации, считает Век: “при стопроцентно рыночных отношениях существование единого государства от Тихого океана до Балтийского моря нерентабельно по определению”. И потому Центр волей-неволей вынужден заниматься перераспределением доходов от богатых областей в пользу бедных. “Можно ли это сделать без авторитарной власти? – спрашивает еженедельник. – В перспективе – наверное, хотя в истории такого не было ни разу”. Между тем понятно страну необходимо сохранить “здесь и сейчас”, и с этой точки зрения “сильное президентство – наименьшее зло, если не благо (пусть и дорогостоящее)”.
Правда, на собственный вопрос – “сколько авторитаризма нам достаточно?” – Век отвечает решительно: “Никак не больше, чем сейчас”. Однако усиление авторитарных тенденций вполне вероятно, если не будут созданы соответствующие законодательные гарантии. Прежде всего против концентрации власти в одних руках и против нарушений принципа сменяемости главы государства. Правда, сейчас эта проблема, как считает Век, стоит не настолько остро, как во времена Ельцина, однако нет гарантии, что она не возродится – “кроме личности Путина”. И потому основания для беспокойства есть: “Стране не всегда удается менять худшего вождя на лучшего. Граждане и страна должны быть гарантированы против игры случая”.
“Президент Путин – едва ли не самый “случайный” в российской истории правитель”, – пишет Общая газета. В самом деле, даже наиболее нетипичные монархи прежних веков уже в силу своего происхождения с момента рождения входили в круг лиц, способных претендовать на верховную власть (правда, газета забывает, например, об императрице Екатерине Первой – некогда никому не известной Марте Скавронской). Даже генсеки советских времен совершали длительное восхождение на политический Олимп (утверждение, конечно, также спорное). Но, во всяком случае, газета убеждена, что далеко не случаен Ельцин – “и как член Политбюро, и как вождь “демократической революции”.
Взлет же Путина – стопроцентная случайность: “Это – человек, в самый последний момент назначенный преемником давно уже непопулярным президентом, без каких-либо консультаций с кем-либо, кроме близких к нему и еще более непопулярных, чем он, людей вроде Березовского”. Тем не менее Путин не только был избран убедительным большинством голосов на свободных демократических выборах, но и по сей день остается популярным правителем с высоким и стабильным рейтингом.
Эта загадка не дает покоя аналитикам, и газета предлагает свой вариант ответа на нее – вариант, если можно так сказать, социально-психологический. После 1991 года, пишет ОГ, российское общество оказалось в достаточно унизительном положении: радужные надежды на лучшую жизнь не сбылись, во главе страны оказалась группа лиц, “беззастенчиво ее грабящая, и народ перед этой группой совершенно бессилен”. Причем, что самое обидное, это не бессилие перед лицом “могучей и страшной тоталитарной силы вроде самодержавия или коммунизма”. Сегодня все внешние признаки демократии налицо: террора нет, свобода слова и свобода выборов наличествуют. “Кажется, возьми и избери каких-то других людей. Но общество настолько не готово к самоорганизации, настолько привыкло к подчинению и боится свободы, самое себя, что оно к этому просто не способно”.
При этом президентство Ельцина было еще как-то объяснимо: Ельцин – “герой, сокрушивший коммунизм”, и даже голосование за него в 1996 году (когда его конкурентами были коммунисты) можно представить как выбор меньшего из двух зол. Однако когда первый президент начал перебирать своих преемников и наконец выбрал самого незаметного, будучи уверен, что народ за него проголосует – это была уже “предельная демонстрация бессилия общества перед властью, которая может практически совершенно не принимать его в расчет”.
И потому Общая газета высказывает мнение, что сегодняшняя “всенародная любовь к Путину – не что иное, как попытка общества скрыть от себя унизительную реальность. “Если ты голосуешь за того, на кого тебе указало очень плохое и нелюбимое начальство просто потому, что ты не привык действовать самостоятельно, – это стыдно”. Однако существует способ избавиться от ощущения стыда – нужно “влюбиться в того, за кого тебе велели голосовать”. “Ведь если ты любишь, ты как бы свободен и самостоятелен. Вопрос о том, откуда взялся человек, которого ты полюбил, утрачивает значение”. Конечно, если любовь пропадет, чувство стыда вернется, и “кризиса самоуважения” все равно не избежать. Но именно потому, что любовь к Путину – защитный механизм, призванный спасти наше национальное достоинство, “мы будем стараться любить его до последнего, пока получается”.
Между тем аналитики все чаще задают себе вопрос, как долго сохранится народная любовь, сколько продержится президентский рейтинг при избранном властью курсе.
Эту тему исследует, например, Отто Лацис в Новых известиях, подробно разбирая последние решения власти, затрагивающие социально-экономическую сферу – от жилищно-коммунальной реформы до запрета на ввоз подержанных иномарок.
Стало очевидно, пишет автор, что время стихийного экономического благополучия, связанного с девальвацией рубля в 1998 году, подошло к концу. Необходимы продуманные меры для поддержания наметившегося роста. Автопромышленность, как известно из американского опыта, – мотор всей экономики, и потому способность правительства к решению проблем этой отрасли весьма показательна для общей ситуации. Как считает автор, принятая недавно декларация о защите российского рынка от иностранной рухляди не должна никого вводить в заблуждение. На самом деле автомобильное лобби сработало ровно в обратном смысле: отечественная автомобильная рухлядь теперь надежно защищена от рынка. В ближайшее время рынок отечественных автомобилей оживится, будут распроданы все скопившиеся неликвиды, а затем начнется бесконечное тиражирование неконкурентоспособных российских моделей. Таким образом, помимо того, что решение властей ущемляет интересы многострадального российского среднего класса, оно консервирует нынешнее отставание в автомобилестроении.
Подобный консервативный метод применяется и во многих других сферах. В качестве второго мотора экономики называет обычно жилищное строительство. И здесь власти также не удалось создать новую модель отрасли (ипотека, молодежное кооперативное строительство и т.д.) взамен обанкротившейся.
В подходе к жилищно-коммунальной реформе также господствует консерватизм в сочетании с “жестоким радикализмом”: вместо изменения монопольной структуры управления жилищным хозяйством – простое повышение платы за обслуживание.
Однако самым страшным проявлением консерватизма в политике Лацис считает позицию власти по чеченской проблеме: “консервируется война”.
Кажется, ясно уже всем, включая Кремль, что нынешними методами ситуацию не исправить. Нужны новые подходы – однако поиск их не ведется.
Следует признать, пишет Отто Лацис, что все эти проблемы порождены не Путиным – равно как и консервативный подход к их решению. “Беда и вина Путина в том, что он от этого подхода не отказался. А ведь он получил всенародную поддержку на выборах именно как кандидат, от которого ждали перемен”.
Причину приверженности нынешнего президента к консервативным методам решения задач автор видит в отсутствии у Путина настоящей “демократической опоры”: “Взлетев на вершину политики “из ниоткуда”, не имея своей партии (нельзя же всерьез считать таковой очередную “партию власти”), не имея даже своего политического клана, он ищет согласия с политической элитой в целом”.
Принцип такого согласия напоминает, с точки зрения Отто Лациса, о брежневских временах: “Вы меня не трогайте – и я вас не трону”. Именно это называлось в свое время застоем. Однако, подчеркивает Лацис, весь запас прочности советского строя эта политика съела за двадцать лет: “Сегодня такого запаса нет – и долгих лет впереди для попытки возродить консервативную политику тоже нет”.
Новая газета определяет политику президента даже не как консервативную – скорее как охранительную. “Путин пришел к власти, чтобы охранять именно нынешнюю систему”, – пишет газета, поясняя: имеется в виду система олигархического капитализма.
Конечно, отдельные олигархи, ставшие ныне магнатами, чувствуют себя при Путине менее уютно, чем при Ельцине: Березовский с Гусинским скрылись за границей – “прямо как Герцен с Плехановым”, Рем Вяхирев отставлен от “Газпрома” – и это несмотря на неукоснительное исполнение плана поглощения НТВ. Даже сверхлояльный Роман Абрамович вызван на допрос в прокуратуру. Обвинение против него, правда, пока не выдвинуто, и старое дело вроде бы замято, но все равно неприятно.
Вместе с тем, замечает газета, в течение первого года путинского правления олигархия, “опущенная” политически, получила сразу несколько ценных экономических подарков. Был отменен прогрессивный налог, а прорехи, образовавшиеся в бюджете, правительство попытается залатать с помощью реформы ЖКХ. (Средства, которые государство намерено на ней сэкономить, составляют примерно 3-4 млрд долларов – “столько же, сколько было подарено верхам общества в ходе налоговой реформы”.) Затем олигархам был преподнесен еще более ценный подарок – либерализация валютного регулирования. Помимо всего прочего, отмечает газета, это надежная гарантия безопасности для олигархов – никого из них нельзя будет задним числом обвинить в незаконном бизнесе.
Кажущиеся противоречия между политическими и экономическими решениями власти, воплощающие нынешнюю политику кнута и пряника, Новая газета считает легко объяснимыми: Путин пришел, чтобы охранять “именно систему, а не отдельных людей”. Для того же, чтобы система работала, необходимо поддерживать в ней дисциплину – “а при Ельцине олигархи распустились”.
И потому Путин “действует как учитель в школе, который наказывает детей в их собственных интересах”. Нерадивые ученики Березовский и Гусинский были из школы исключены, тихоня Абрамович, который тем не менее явно “себе на уме”, получил предупреждение. Вяхирева, бывшего “школьного завхоза”, честно отработавшего свое, выпроводили с почетом – “староват для ученика”.
Окажется ли этих уроков достаточно для остальных? “Скорее всего – да, – замечает газета. – Потанин, например, ужасно старается. Но в любом случае у кремлевской власти уже подготовлен следующий призыв”. Ученики ельцинской школы слишком избалованны и самовольны. Новые персонажи хорошо знают, что такое дисциплина. Новая газета называет некоторые имена – Миллер, Коган, Клебанов. “Это тихие и дисциплинированные олигархи-петербуржцы, поработавшие с нынешним президентом в карательных органах северной столицы. Они прекрасно понимают новые правила игры, а главное – хорошо знают, что такое дисциплина”, – комментирует газета.
О том, что дисциплина становится первым и безусловным требованием нового времени – как для Кремля и его союзников, так и для тех, кто заявляет о себе как о системной оппозиции – свидетельствует история с увольнением Виталия Третьякова с поста главного редактора Независимой газеты”.
Борис Березовский, занявшийся в “прекрасном далеко” объединением антипутинских сил, также решил навести порядок в своем информационном войске. Доказав таким образом, по замечанию газеты Время новостей, что “для наших олигархов “свобода слова” есть не более, чем инструмент”.
“Третьяков, в пору информационной битвы вокруг НТВ отказавшийся петь в общем хоре “защитников свободы печати”, видимо, не вписывается в новую конструкцию – пишет Век. – В цепочке “деньги – идеи – трибуна – власть” личность, подобная Третьякову, оказывается архитектурным излишеством.
Еженедельник считает, что все объяснения Березовского насчет пересечения читательских ниш Коммерсанта и Независимой газеты – от лукавого. Обе газеты имели совершенно разную аудиторию. Другое дело, что аудиторию НГ решено сегодня расширить за счет так называемых “новых средних”, на которых намерен теперь ориентироваться экс-олигарх.
Сегодня, утверждает Век, все те, к кому обращался все эти годы Третьяков, переходят в категорию “лишних людей”: “Пять лет назад интеллигенция действительно влияла на умы и процесс принятия решений в государстве… Сейчас настало время чиновников, управленцев, банкиров, военных – недостающих вписать, ненужных вычеркнуть и лишить финансирования”.
“Оппозиция отторгает чужаков так же эффективно и безжалостно, как власть. Особенно если оппозицию строит Борис Березовский”, – подчеркивает газета Ведомости, которая не сомневается, что Третьяков “уволен за то, что слишком часто бывал в Кремле и был “недостаточно оппозиционным”.
Сам Третьяков в последнем подписанном им номере НГ замечает, что, “строго говоря, “Независимая” жила и выживала вообще вопреки законам природы. Она давно бы должна была погибнуть, но жила, и это – чудо!”
Создатель и теперь уже бывший главный редактор подобно многим в эти дни вспоминает о начале 90-х, о временах “жестокой и изысканной античности русской демократии, когда из хаоса рождался (да так еще и не родился) новый порядок”, породивший, помимо прочего, новую прессу – в том числе и Независимую газету. “Я лишь принял роды и поставил младенца на ноги, – пишет Третьяков. – Теперь бы ему идти и идти…” Впрочем, замечает он, отныне все это следует считать лирикой.
“Социал-дарвинизм берет за глотку, и высвободиться можно, лишь трезво и абсолютно честно оценивая происходящее. Никаких сантиментов – романтики гибнут первыми. Правда, и циники в конечном итоге никогда не побеждают”, – подводит итог Виталий Третьяков в прощальной публикации под названием “Вишневый сад “Независимой”.
Впрочем, газета Ведомости не сомневается в том, что Третьяков “найдет еще одного непрофильного инвестора вроде Березовского, и возродит свой персональный проект под видом газеты”.
Что же касается коренных перемен в положении прессы в целом и в общественном сознании – их последствий достаточно уверенно не берется предсказать никто. Как говорится у потревоженного прощающимся Третьяковым Антона Павловича – “если бы знать…”
