70-летний юбилей Михаила Горбачева вызвал у аналитиков не только вполне понятное желание вспомнить, “как это начиналось”, но также стремление прокомментировать сегодняшнее возрождение интереса к “отцу перестройки”. Пресса, занятая по большей части злобой дня, на сей раз убедительно продемонстрировала, что постсоветская Россия имеет собственную, и весьма насыщенную историю: в считанные перестроечные годы уместилось, пожалуй, больше событий и персонажей, чем во все брежневское двадцатилетие. А уж что касается эмоциональных оценок, надежд, открытий и разочарований времен перестройки – немного найдется в российской истории периодов, способных выдержать сравнение с этим, в общем-то, достаточно кратким отрезком времени.
“Человек, запустивший процесс”, – так называется статья, посвященная М.С.Горбачеву в журнале Итоги.
Неважно, что последний генсек хотел всего лишь “приоткрыть шлюзы”, пишет журнал. Пусть он “первоначально пытался контролировать демократизацию и дозировать гласность”. Пусть он вел себя временами как типичный партийный функционер времен застоя. Главное тем не менее было сделано: “плотину прорвало”. Процесс, который “пошел”, оказался неуправляемым – остановить его уже не удалось.
Не исключено, считает журнал, что уже в процессе реформ, политических и экономических, их инициатор в какой-то момент “с ужасом понял, что система нереформируема”. И тогда стал все чаще проявляться другой Горбачев – “Горбачев мечущийся, обидчивый, подозрительный. А что хуже всего – нерешительный”. От него требовали четкой позиции, определенных шагов ” в ту или иную сторону”. Но он по-прежнему предлагал лишь новые и новые компромиссы. “В итоге номенклатура его возненавидела, а демократы от него отвернулись”.
Журнал задается вопросом: кем же Горбачева следует считать сегодня – великим реформатором, задумавшим изменить советскую систему, или партийным функционером, желавшим всего лишь несколько ее осовременить? Когда 15 лет назад последний генсек произнес свое знаменитое “Процесс пошел!”, пишут Итоги, всех занимал один вопрос: “Куда?”. “Ответа нет до сих пор”. По мнению журнала, сегодня есть одна возможность – достаточно определенно обозначить, ОТКУДА этот процесс увел страну. Достаточно лишь вспомнить некоторые реалии 15-летней давности.
Сегодня ответить на вопрос “Кто такой господин Горбачев?” ничуть не легче, чем на вопрос “Кто такой господин Путин?”, утверждает еженедельник Московские новости.
Трагедия Горбачева, с точки зрения Московских новостей, заключается в том, что его мечты достичь неких “высших целей и идеалов”, воплотить “стремление народа к свободе и прогрессу” столкнулись с суровой реальностью: оказалось, что все это “лишь красивые фразы, не выражающие ничьих интересов”.
Отказавшись от традиционной опоры на партноменклатуру, Горбачев попал в обществе под перекрестный огонь противников реформ и тех, кто требовал их форсировать. Мечтая выразить интересы всего общества, он внезапно обнаружил, что никакого единого общества уже не существует, что отныне “друг другу противостоят два непримиримых лагеря, и будущее страны решится в борьбе между ними”.
Такова судьба всех умеренных, пишут Московские новости: они живут иллюзиями, представлениями о “готовности людей на энтузиазме, из чувства патриотизма и служения обществу жертвовать своими непосредственными интересами”. Эти иллюзии обходятся обществу очень дорого: после неизбежного поражения умеренных “разбираться с оставленными проблемами приходится радикалам”.
“В нынешней России Горбачева не любит никто”, – пишет журнал Новое время. Исключение составляют разве что дамы, сумевшие, наконец, простить президенту СССР то, что было прежде предметом их самого сурового осуждения – его чрезмерную, как считалось, любовь к жене.
В большинстве же случаев, стоит лишь заговорить о Горбачеве, тут же услышишь “стенания, правда, не бурные, а малость поостывшие с годами, главным образом, из-за более свежей неприязни к Ельцину”: “Да это все с него начало разваливаться, да это он, чтобы перед Западом выслужиться! Трепач, предатель, трус! До него жили – не тужили”.
Разумеется, на это есть, что возразить, однако едва ли не каждому негативному воспоминанию из советского прошлого соответствует не меньший негатив из времен нынешних: “И за Ельцина было стыдно не меньше, чем за Черненко, и местный губернатор сегодня мало чем отличается от первого секретаря обкома”, не говоря уж о том, что “свободые выборы” сегодня нередко означает выбор между мошенниками и откровенными бандитами.
Так что если сегодня где и любят Горбачева по-настоящему, так это на Западе. Однако и здесь все не так просто.
Как считает Новое время, для западных политиков Горбачев – нечто вроде неосуществившейся мечты об идеальном – точнее, идеально комфортном – устройстве мира: “Все на своих местах, ядерные технологии не расползаются, по-прежнему существует СССР – но только нестрашный, а там по-прежнему правит генсек – но только добрый!” И не нужно было бы решать проблему, что делать с русской мафией, приступами национализма, вооруженными конфликтами и многим другим. Таким образом, делает вывод журнал, что нынешняя западная горбимания – не более, чем “ностальгия по невозвратной простоте биполярного мира” или, иначе говоря, “форма неприязни к России”.
Запад достаточно быстро “переварил полученные от Горбачева преимущества”. Однако западное сообщество оказалось абсолютно не готово к глобальному пересмотру своей политики в целом. Во всяком случае, никуда не исчезло стремление к расширению НАТО, чтобы на всякий случай “отгородиться от этой России, которая “не исправилась и неисправима”.
Впрочем, и сам Горбачев, как выразилось Новое время, тоже “не князь Мышкин”: его приверженность реформам вызвана никаким не стремлением к свободе, не “тоской по демократии”, а обыкновенной завистью – завистью советского номенклатурного работника, потрясенного западным уровнем жизни.
Тем не менее Новое время готово простить бывшему генсеку и его слабое понимание результатов собственных действий, и его экономическую безграмотность, и – временами – совершенно обкомовские манеры.
“Пусть! Он был самым прекрасным цветком, какой мог вырасти на гниющем компосте номенклатуры. Его сердце знавало добрые порывы. С его именем связаны самые счастливые пять лет нашей жизни”, – таков вердикт журнала.
Однако есть варианты приговора значительно более суровые.
Газета Новые известия не без иронии пишет о том, что Горбачев, если судить по предисловию к его книге “Годы трудных решений”, всерьез считает себя человеком, “возглавившим один из крупнейших переворотов ХХ века”, “взвалившим на свои плечи груз преобразований в сложной и великой стране”. “Увы, – замечают Новые известия, – он, по-видимому, смешивает партийно-номенклатурную должность генсека (официального “начальника” над всем советским людом) с миссией Реформатора, действительно, по самой сути дела, “возглавляющего и направляющего” процесс реформ”.
По мнению газеты, никаких тяжких обязанностей Горбачев на себя не брал: “Он возглавлял не процесс демократических реформ, а партийно-государственный орган, при котором начался (с начала 80-х годов) обвал административно-командной системы и начали появляться первые ростки демократического сознания и демократических организаций”.
Горбачев в главном противостоянии этого времени “номенклатура – народ”, пишут Новые известия, был не на стороне народа. Конечно, такой взгляд на вещи может показаться странным, если исходить из горбачевской самооценки, из его многократных заверений, что его идеал – “общество свободных людей”, что в своей деятельности он всегда ориентировался “на интересы человека, глубокий демократизм во всем”.
Новые известия допускают даже, что Горбачев искренне убежден в том, что говорит и пишет. Однако в реальности дело обстояло совсем иначе.
Именно Горбачев, напоминает газета, до последнего защищал пресловутую 6-ю статью Конституции СССР, закрепляющую господство КПСС над страной. Это он выступал против требований “идеологического плюрализма”, соглашаясь на “плюрализм в рамках марксизма-ленинизма” (как саркастически замечает газета, против такого плюрализма не возражал бы сам Сталин). Он даже не решился пойти на открытые, всенародные президентские выборы, став главой государства по решению съезда народных депутатов.
В целом, – делают вывод Новые известия, – Горбачев был настоящим “сыном номенклатурного сословия”, верным защитником его интересов. Более того, он в полной мере разделял убежденность номенклатуры, что только ей подвластны любые изменения в стране.
Именно в этом, с точки зрения газеты, и заключается причина краха “перестроечной утопии” – в вере во “всемогущество начальственных постановлений”, в сильную власть, которая может все, включая переход к демократии через авторитарное правление.
Надо сказать, здесь трудно удержаться от сравнения с днем сегодняшним. В частности, газета называет утопичными представления о том, что “сильная власть лидера” и начинающаяся с нее властная вертикаль – основа сильного государства. “Да, без сильной властной “вертикали” крайне опасный процесс атомизации российского общества, расползания его социальной ткани не остановить. Но “сильной”, социально эффективной “вертикаль” может быть только в том случае, если она опирается на “горизонталь” – на структуры и институты гражданского общества. Без сильной горизонтали не может быть сильной вертикали”.
Таков, по мнению Новых известий главный урок “реформаторских неудач Горбачева”. Статья опубликована под заголовком “Номенклатурная утопия”.
С ее положениями прямо полемизирует Леонид Жуховицкий в еженедельнике Век.
Да, пишет Жуховицкий, Горбачев был партаппартчиком, но партаппаратчиком не простым, а гениальным. “Пройдя всю лестницу чинов, от солдата до генералиссимуса, он знал мафиозную систему власти как никто. Знал тайные связи, уязвимые места. Горбачев совершил невозможное – победил аппарат в его излюбленной игре”.
Впрочем, Жуховицкий признает, что разговор об ошибках Горбачева неизбежен. У него готовы ответы по всем пунктам предъявленных “отцу перестройки” обвинений.
Горбачев не на тех опирался? “А на кого ему, скажите, было опереться в середине восьмидесятых, да что там – даже в конце? На политических обозревателей центральных газет и молодых телекомментаторов?”
Не стоит забывать, пишет Леонид Жуховицкий, что для выполнения демократических преобразований в распоряжении Горбачева было два аппарата: КПСС и КГБ. “Какой прогрессивнее, – язвительно замечает автор, – спрашивать бессмысленно: прогрессивны были оба в равной степени”.
Далее Жуховицкий касается традиционных упреков Горбачеву в приверженности партийному “стилю плетения словес”, так раздражавшему “людей умных, искренних сторонников демократических преобразований”. В самом деле, бесконечные заверения в на верности социалистическому выбору и такие же бесконечные ритуальные ссылки на классиков марксизма-ленинизма не могли не раздражать. “Глубоко сочувствую умным и демократичным, – пишет Леонид Жуховицкий, – но куда более существенным кажется мне иное: что все эти уклончиво-либеральные словеса устраивали номенклатуру”. То есть, утверждает автор, горбачевский стиль был сознательным приемом и выполнял камуфлирующую функцию.
(Здесь вновь возникает ассоциация с днем сегодняшним: часть поклонников нынешнего президента – по крайней мере, в первые месяцы его нахождения у власти – уверяла, что он всего лишь стремится соответствовать массовым ожиданиям “сильной руки”, способной навести в стране порядок. В то время как в душе новый глава государства – большой либерал и настоящий сторонник реформ. Их оппоненты, напротив, опасались, что все заявления новой власти о продолжении реформаторского курса делаются лишь для отвода глаз, что это лишь попытка отвлечь внимание общественности для совершения форсированного перехода к зловещему полицейскому государству).
Далее Жуховицкий отвечает и на упреки по поводу попыток сохранения 6-й статьи Конституции: “Очень странный был Генеральный секретарь у самой мудрой на свете партии: упорно боролся за ее привилегии, но все эти бои почему-то проигрывал. Под давлением превосходящих демократических сил, которые тогда еще можно было усмирить одним постановлением Политбюро. Как же бездарно защищал Горбачев партийную монополию! Все получалось, а вот тут – никак…”
Жуховицкий цитирует известное высказывание Горбачева: “Всего я не скажу никогда”. В самом деле, спрашивает автор, что, собственно, он может ответить своим критикам? “Хотел подреставрировать режим, а получилось иное? Тогда он недалекий провинциальный партаппаратчик. Сознательно вел тоталитарную систему к краху? Тогда, с точки зрения функционеров КПРФ, он вообще предатель”. Остается молчать.
Еженедельник Аргументы и факты приводит высказывание Григория Явлинского о Горбачеве: “Для реформ он сделал совсем немногое. Однажды он пришел к выводу, что людей нельзя убивать и сажать в тюрьму за мысли и слова. И более того – им можно позволить говорить все, что они хотят. Этого оказалось достаточно, чтобы “процесс пошел”.
В результате инициатор “процесса” оказался “зажат между двумя политическими группировками – порожденными им политиками новой волны и выпестовавшей его партийной гвардией”.
С рейтингом Горбачева происходило все то, что обычно происходит с рейтингами российских политиков: ему пришлось последовательно пережить этапы народного обожания, разочарования, ненависти. Однако в конечно итоге, утверждает АиФ, страна ему все простила: “Российский народ отходчив и жалостлив. Когда умерла Раиса Максимовна, миллионы людей скорбили вместе с ним. Спустя 10 лет после ухода рейтинг первого и последнего президента СССР медленно, но все же растет”.
В последнее время появились даже слухи о том, что бывший лидер вскоре вернется в политику, “чтобы помочь действующему хозяину Кремля избежать ошибок”. Горбачева прочат на место советника Путина. Правда, сам Михаил Сергеевич эти разговоры опровергает: “Да не нужен я там. Президенту нужна своя команда. Мы, политики с опытом и авторитетом, конечно, можем как-то помочь. Но для этого не надо выстраивать какие-то структуры” (из интервью Комсомольской правде). АиФ, тем не менее, уверен, что “Горбачев возвращается”.
Литературная газета приводит любопытную подборку ответов политиков разных направлений на вопрос: “Что скажут о Горбачеве в 2031 году?” Как и следовало ожидать, наиболее яростно высказываются патриоты.
Александр Проханов оценивает Горбачева как фигуру “злосчастную и демоническую”. Главный редактор газеты Завтра утверждает, что миф о Горбачеве-злодее “создан и работает”: “Этот миф, так же как миф о Гришке Отрепьеве или о Мазепе, не исчезнет. Он заложен в национальную историю и к 2031 году сложиться окончательно. Когда кончится обаяние живой личности, этот миф будет проступать все трагичнее и страшнее”.
В похожем ключе высказывается и лидер Конгресса русских общин Дмитрий Рогозин: “У Михаила Сергеевича была страна с 250-миллионным населением, которое ежегодно увеличивалось. Она имела свои проблемы, но работала и наращивала валовой продукт… Оставил же он ее раздробленную на удельные княжества, в пожарах и крови гражданской междоусобицы”.
Что же касается демократии, гласности и гражданских свобод, подчеркивает Рогозин, то это “объективный результат научно-технической революции и развития средств массовой коммуникации. И в этом заслуга в первую очередь народа”. Рогозин убежден, что все положительные изменения в жизни общества были достигнуты ни в коем случае не благодаря усилиям Горбачева, а вопреки им.
Любопытно сопоставить с этими суждениями мнение известной писательницы Татьяны Толстой (его приводит Московский комсомолец).
“Горбачев был изгнан, осмеян, ему поставили в упрек все несчастья, все трагедии, все малые и крупные катастрофы, случившиеся в его царствование”, – пишет Толстая. Между тем, по ее убеждению, первый и единственный президент СССР как великий реформатор (журнал Новое время назвал его “Мартин Лютер со Ставрополья”) катастрофически недооценен, и общество относится к нему с удивительной даже для России несправедливостью. “При Горбачеве коррупция – да, существовала, после Горбачева – расцвела пышным цветом; при Горбачеве бедность – да, угнетала, после Горбачева – стала причиной голодных смертей…” При этом Горбачева, замечает Татьяна Толстая, никто не считал ни особенно честным, ни особенно справедливым, ни особенно благородным: “Но когда он ушел, страну захлестнул такой вал бесчестия, коррупции, откровенного бандитизма, лжи, которого не ожидали”.
Сегодня же сказать что-либо окончательное о Горбачеве, по мнению Толстой, не удается никому: “Феномен Горбачева не объяснен, и все, что мне приходилось читать по этому поводу, напоминает описание серафима с точки зрения биолога, психолога, юриста, антрополога, статистика – и так далее”.
Все настойчивые попытки найти истоки явления, исходя из обычных причинно-следственных принципов, обречены на провал: “По всем законам бытия Горбачева не должно было бы быть, а он был. И есть”.
Тем не менее споры об “ошибках Горбачева” не утихают.
Более того, как заметил журнал Итоги, все претензии, предъявлявшиеся Горбачеву – “уклонение от принятия принципиальных решений, которые требуют от лидера политической воли, стремление говорить каждому собеседнику то, что тот от президента желает услышать, публичная демагогия” – все это сегодня инкриминируется и второму российскому президенту.
Горбачев, запуская реформы, верил в то, что система реформируема. Речи о ее сломе – то, что совершил впоследствии Борис Ельцин – не шло. Сегодняшняя российская власть, подчеркивают Итоги, стремится не столько продолжить ельцинские реформы, сколько восстановить то, что было разрушено в последнее десятилетие.
“Не имея, подобно Горбачеву, четкого плана действий и располагая весьма смутным представлением о конечной цели своих преобразований, – пишет журнал, – Путин инстинктивно обращается к тем моделям управления и организации государства, которые ему понятны, потому что он знаком с ними с младых ногтей”. Возникает ощущение, что “властная вертикаль”, строительством которой занялся новый президент сразу после прихода к власти, представляется ему конструкцией, построенной по образу и подобию КПСС.
Успех “ремейка” власть обеспечивает всеми силами. Внутренняя конкуренция в политической сфере фактически уничтожена: “То, что представляется консолидацией общества, является на самом деле фактическим отказом наличных политических сил от демократической борьбы за власть и переходом к кулуарным интригам, к борьбе за “доступ к уху”.
Однако времена не те, и сегодня привести аппарат к беспрекословному подчинению не так-то просто. Примеров полно, один из последних – история с Евгением Наздратенко, обнаружившая сегодняшнюю беспомощность государственного аппарата “со всеми его ФСБ и прокуратурами”, когда президент вынужден был лично звонить строптивому губернатору, и даже не угрожать, а торговаться с ним, заключают Итоги.
О том, что власть нынче не та, и прежнего трепета уже нет, уверенно говорят и нынешние политики – в том числе и те, кто на первом этапе путинского президентства его поддерживал.
В своем интервью Комсомольской правде лидер СПС Борис Немцов в ответ на просьбу высказать свое мнение о нынешнем президенте, заметил: “Путин, мне кажется, человек достаточно осторожный в отличие от своего предшественника… Другой характер совсем. Ельцин – русский царь. Хорошие решения или плохие, но он их принимал. Путин советуется с разными людьми. Иногда чрезмерно много. Кстати у московской элиты есть мнение, что Путин боится принимать решения. Он – начинающий президент”.
В нерешительности и даже в трусости та же московская элита, как уже было сказано, упрекала и Горбачева. Разница между ними, как считает пресса, может быть, в том, что Горбачеву и в самом деле не обязательно было что-то особенное предпринимать: на общем энтузиазме “процесс пошел” сам собой.
Сейчас ситуация иная – народ стал хуже относиться не только к власти, но и к себе самому. Как заметил в интервью Вечерней Москве “дедушка реформы российской экономики”, а ныне директор Экспертного института Евгений Ясин, “сегодня главная проблема в России – это доверие. Правительство не верит народу, народ не верит правительству. И даже если Путин, Касьянов имеют высокие рейтинги, я бы не переоценивал эти обстоятельства. В глубине души народ ждет от власти гадости. А власть ждет гадости от народа, полагая, что он будет воровать, прятать. Такая же атмосфера и в бизнесе”.
С этой точки зрения Горбачев и впрямь был человеком не от мира сего, упорно верившим в добрые намерения всех участников “процесса” – от собственного народа до западных политиков. Может быть, поэтому одни не могут ему простить содеянного, а другие не могут его забыть.
И в этом смысле маловероятно, что путинское правление окажется “ремейком” горбачевского.
