Об особенностях государственной политики и российского патриотизма в зимний период

0:00
0

Знаменитая российская непредсказуемость, без упоминания которой не обходится ни одна попытка анализа политической, экономической и социальной ситуации во стране вновь дала о себе знать, на этот раз в аспекте метеорологическом.

Общий кризис, назначенный большинством аналитиков на 2003 год, из-за сумасшедших морозов, случившихся в Зауралье, (и как всегда, абсолютно неожиданно для начальства), дал о себе знать уже в первый год нового века. Серия техногенных катастроф в Сибири и на Дальнем Востоке продемонстрировала, что Россия, по выражению Независимой газеты, живет “скорее в режиме выживания, чем реформ”. Как только с местных властей стали спрашивать “не столько за реформы и политику, сколько за подачу тепла”, их беспомощность стала очевидной: “Губернаторы, которые так долго вели политические баталии за суверенитет, признались, что собственных сил и средств на то, чтобы в экстремальных условиях поддерживать системы жизнеобеспечения в регионах, у них нет”.

Таким образом, метеорология плавно преобразовалась в политику (что совершенно не удивительно для страны, где в отсутствие стабильности, налаженной жизни и много еще чего, привычного на Западе, политикой становится абсолютно все – от места рождения главы государства до марки автомобилей, на которых ездят госчиновники).

Последствия сибирских морозов, “соответствующим образом осознанные”, предсказывает НГ, вполне могут заставить президента “сузить поле реализации радикальных экономических и политических преобразований”. Техногенные катастрофы объективным образом создают необходимость усиления пресловутой “властной вертикали”, усиливают роль силовых структур в жизни страны (и речь, естественно, идет отнюдь не только об МЧС).

В этих условиях, прогнозирует газета, в жестком противостоянии путинских полпредов и прежней кремлевской элиты победителями, несомненно, станут первые, получив к тому же дополнительные и чрезвычайные полномочия.

Россия становится авторитарно-личностным государством, сохраняющим, однако, некие “демократические противовесы”, заявил еженедельнику Век вице-президент Российской академии политической науки Вильям Смирнов. Впрочем, Смирнов считает происходящее вполне закономерным: “Историческая традиция в России такова, что трансформировать страну, добиться хотя бы относительного порядка, обуздать неограниченный эгоизм элит лидерам государства, причем не только советских времен, удавалось, к сожалению, только на основе фактически авторитарной, единоличной власти”. Сожаления автора связаны с тем, что сам он придерживается, по его признанию, “скорее либеральных” взглядов. Тем не менее, по его убеждению, в “коллективной исторической памяти” по-прежнему живо “признание правомерности и традиционности жесткого стиля руководства и жесткого политического курса”. И с этой точки зрения тип политики нынешнего президента вполне созвучен “не только российскому менталитету, но и нашей политико-правовой культуре”, для которой приоритетом всегда было отнюдь не соблюдение законов, а понятия “справедливости, воли и правды”.

В этом же аспекте следует рассматривать и все увеличивающееся количество силовиков в государственных властных структурах: “А какие, скажите, еще структуры выдержали испытание вольницей искаженной демократии?” Российская политическая и экономическая элита оказалась близорука, пишет Век: каждый подчинял свои действия исключительно личным или корпоративным целям, не заботясь об интересах страны. “Неудивительно, что в своеобразный “кадровый пул” президента вошло немало представителей силовых структур”.

Теперь же, как утверждает В.Смирнов, в стране происходит “изменение государственного строя без формального изменения Конституции”.

(В качестве примера приводится реформа Совета Федерации, прежние принципы которого противоречили конституционному принципу разделения властей, а также создание семи федеральных округов, превратившихся, по сути, “новых федерально-административных центров управления”.)

Впрочем, не исключено, что и за изменениями в Конституции дело не станет. По информации еженедельника “Аргументы и факты”, в кремлевских и околокремлевских структурах прорабатываются различные варианты внесения изменений и дополнений в Основной закон.

По слухам, наиболее предпочтительным считается вариант Михаила Краснова, бывшего помощника президента Бориса Ельцина. В этом варианте содержится, в частности, предложение сформировать 5-7 новых федеральных округов, в которые войдут около 30-ти нынешних регионов. Таким образом, часть нынешних субъектов федерации будет сокращена, а оставшиеся за их счет укрупнены. Помимо этого, сообщает АиФ, предлагается назначение генпрокурора сделать прерогативой президента, а не Совета Федерации, президентский же срок увеличить минимум до 5-ти лет. Словом, политика отстраивания “властной вертикали”, а попросту – закручивания гаек” продолжается.

Тем не менее (а может быть, именно по этой причине) популярность Путина остается на прежнем уровне. Как сообщает АиФ в другой публикации, сохраняющийся высокий рейтинг делает имя нынешнего президента раскрученным “брэндом”, орудием в борьбе политиков за высокие места. На региональных выборах одним из самых популярных методом стал прием под названием “Я и Путин”. Причем нередко в одном и том же регионе имиджмейкеры кандидатов-соперников используют этот метод одинаково увлеченно. В ход идет фотомонтаж, специально созданные под выборы печатные издания, Интернет. Разве может избиратель не доверять “человеку Путина”? А стать таким человеком с помощью информационных фальшивок проще простого. Понятно, что большие деньги, вращающиеся на региональном уровне во время предвыборных кампаний, делают выборы “коротким, но сладким временем для специалистов “черных технологий”.

Дмитрий Орешкин, руководитель группы “Меркатор” заявил в интервью Литературной газете, что на нынешних региональных выборах победу одержал действующий губернаторский корпус, а еще точнее – “партия бюрократии”: “Избиратель сегодня как бы оттерт от принятия решений – главную роль играют внутренние договоренности среди правящей прослойки”. Если у действующего губернатора дела идет более или менее нормально, если он к тому же сумел привлечь на свою сторону местную элиту, истребить конкурентов и у него нет конфликта с центром – он, как правило, переизбирается.

Центр, как выразился Орешкин, “не лез в выборы по мелочам”, но тем не менее известно, что у него есть “узда на каждого губернатора”: полпреды, система федеральных органов в регионах, новое законодательство. Внутри когорты чиновников, из тех, что сегодня “благодаря власти влияют на бизнес и имеют с него свою долю”, могут быть люди с правыми или левыми взглядами, но, тем не менее, “партия победителей сегодня одна”. Политические же партии, по мнению Дмитрия Орешкина, на этих выборах “просто подстраивались под текущего победителя”.

Глава группы “Меркатор” не считает, что поход военных во власть имеет катастрофические масштабы: “Тенденция есть, но не такая страшная, чтобы кричать караул”. (Из десяти генералов, участвовавших в выборах, победили пока трое). Причина этого марш-броска силовиков, с точки зрения Орешкина, вполне объяснима: “Военные только сейчас поняли, что их при дележе собственности обделили. А у них есть силовой ресурс. При этом речь идет о здоровых, агрессивных, честолюбивых мужиках в расцвете сил. Да еще с военным опытом. Таким ребятам чувствовать, что они остались в дураках, не хочется”. К тому же и президент – человек того же закала, который, судя по составу полпредов, не прочь “продвинуть своих”.

Газета леворадикальной оппозиции Завтра, отмечая высокий авторитет Путина в военной среде с первых дней его появления на властном Олимпе, подчеркивает: “Впервые за последние десятилетия власти тех или иных политических партий и элит выбор точки опоры был сделан в пользу “надполитического” социального института. Путин оперся на армию. И под ним оказался монолит. Армия, силовики почувствовали в нем своего…” То, что Путин при наборе “своей команды” использует людей из военной сферы “Завтра” считает признаком возвращения России к “петровскому пути”. Сегодня российские генералы, пишет газета, оказались в качественно новой роли: “Им, как триста лет назад, предлагается стать, по сути, “державостроителями”. Готовы ли они к такой роли – ответ на этот вопрос, как считает Завтра, мы получим в самое ближайшее время.

Андрей Пионтковский в Новой газете оценивает политическую ситуацию в стране как кризисную: “Три источника, три составные части путинизма – “семейные”, лубянские и собчаковские – вступили в решающую схватку”.

Конфликт легко было предвидеть – слишком разные цели преследовали эти временные союзники – три группировки, объединившиеся осенью 1999 года в “проекте “Наследник”. “Семья” была намерена любой ценой остановить приход к власти “конкурирующего клана, грозивший им потерей не только собственности, но и личной свободы”. Спеслужбисты жаждали реванша, а либералы мечтали о “железной руке, которая поведет, наконец, Россию по пути рыночных реформ”.

Точно так же, по мнению Пионтковского, легко предсказать, что победителями в этой борьбе станут чекисты – хотя бы в силу своей “корпоративной солидарности и целеустремленности”. Кроме того, они практически не были представлены во властных структурах в ельцинские времена, и потому почти не замараны в различных приватизационных и коррупционных скандалах. Следует также учитывать, что чекисты обладают “громадной базой данных в этой области и контролируют правоохранительные органы, способные эту базу активизировать”.

Что же касается самого Путина, ему, по мнению Пионтковского, довольно затруднительно выполнять роль “арбитра, удерживающего равновесие соперничающих в его окружении кланов” по причине недостаточного политического и властного опыта. Скорее всего в этой схватке властных группировок президент останется “более или менее пассивным наблюдателем”, – утверждает Андрей Пионтковский.

“Коррупция, конечно, главное негативное наследие ельцинского режима, и Путин, если он хочет оздоровления страны, если он хочет остановить деградацию государства, должен атаковать коррупцию с такой же страстью, с какой Хрущев атаковал сталинские репрессии”, – утверждает в Общей газете социолог Владимир Шляпентох, в прошлом – наш соотечественник, а ныне – профессор Мичиганского университета. Критику ельцинского режима общество примет намного спокойнее, чем хрущевские разоблачения, считает Шляпентох: “Можно даже сказать, что это отвечало бы общественным ожиданиям”. Почему Путин в течение первого года своего президентства, в период высокого рейтинга и относительной экономической стабильности не воспользовался “столь доступным ресурсом укрепления своей власти” – в этом пока и заключается главная загадка его правления.

В целом же путинский режим, по оценке американского социолога, можно считать уникальным для России. Практически все режимы правления, существовавшие в российском государстве на протяжении последних двухсот лет, были авторитарными. Разница между ними, конечно, была: одни возникали с идеологией либерализации общества, другие – с идеологией усиления авторитаризма. При этом первая группа лидеров-“модернизаторов” стремилась к реформам, едва ли не к революциям для преодоления отставания России от Запада.

Другая группа – и Путин, судя по всему, принадлежит именно к ней – была готова на решительные меры ради укрепления порядка в стране и сохранения ее целостности.

Однако все эти лидеры, по крайней мере, в начале своего властвования, отрицали предыдущий режим – “хотя и с разной степенью интенсивности и публичности”. Путин в этом смысле исключение. Мало того, что он начал свое правление с “осанны Ельцину”, а затем обеспечил его “судебным иммунитетом и невиданными материальными привилегиями” – он до сих пор считает необходимым “посещать Ельцина, особенно перед путешествиями за рубеж, и выслушивать его нравоучения”.

Еще более удивительным кажется сохранение в Кремле ельцинского аппарата (сохранить в неприкосновенности окружение предшественника до сих пор не соглашался, как отмечает Владимир Шляпентох, ни один русский царь или генсек). Сейчас же Алексадр Волошин “плавно перешел от старого хозяина к новому и остается вторым по влиянию политиком в стране, уступая только президенту”. Кроме того, сохранили свои позиции все недавние политические конкуренты Путина, и многие бизнесмены, “пользовавшиеся привилегиями при прежнем правителе”.

Объяснений такому поведению президента существует масса. Часть аналитиков настаивают на существовании у Путина неких моральных обязательств перед Ельциным, “чувства благодарности, обычно несвойственного политикам”. Другие считают, что “Семья” обладает каким-то механизмом влияния на нового лидера, удерживающим его от резких шагов. Как бы то ни было, размышляет автор Общей газеты, президент, “если верить здравому смыслу и опыту прошлого” не может не тяготиться своей зависимостью и в любом случае рано или поздно попытается освободиться из-под контроля.

Тем более, возможности, как уже было сказано, есть. Даже если российская элита признала коррупцию в российском обществе неизбежной, а борьбу с ней – явлением бессмысленным, лидер, который, как правило более динамичен, чем элита, может с этим не согласиться, и тогда “объявление войны “семье”, которая вместе с ее олигархами является символом коррупции в стране, неизбежно”. Следовательно, – подводит итог газета, – “пути эволюции сегодняшнего режима остаются неисповедимыми. Вариантов немало – и все возможны”.

Далек от этого, в целом скорее академического, интереса к проблеме “эволюции режима” и страны известный диссидент советских времен Владимир Буковский – тот самый, которого в брежневские времена обменяли на Западе на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана. Буковский в интервью газете Известия называет главную, с его точки зрения, причину того, что страна так и не сумела “выздороветь от коммунизма”: “Коммунистическая идеология исчезла, но осталась советскость”. От него не сумели избавиться ни общество, ни его лидеры: “Потому и покатилась страна назад. В истории – как на войне: если не идешь вперед, то отступаешь. Так и получилось”.

На российские перспективы Буковский смотрит с глубоким пессимизмом: по его мнению, страна в минувшем веке даже не раскололась, она “фрагментировалась, разлетелась на осколочки, как разбившееся зеркало”. Буковский считает, что в ближайшие 30 лет “процесс фрагментации” России будет продолжаться, сегодня он далеко не завершен. К тому же ход событий зависит от многих причин – и от цен на нефть не в последнюю очередь…

Когда начнется движение в обратную сторону и начнется ли вообще – Буковский предсказать не берется: “Часто говорят: “Россия не исчезнет, это целая цивилизация!” Извините, история знает случаи, когда и цивилизации исчезали. Вероятность того, что страна исчезнет, развалившись на удельные княжества, достаточно велика”.

Как ни странно, в каком-то смысле единомышленником Владимира Буковского можно считать бывшего пресс-секретаря Бориса Ельцина Вячеслава Костикова, в свое время за излишний демократический радикализм отлученного от президента. Костиков, подобно Буковскому считает, что в стране не разрешен фундаментальный вопрос – “о месте коммунистической идеологии в современной России”. В своей статье, опубликованной еженедельником Аргументы и факты Костиков утверждает, что население “до сих пор не понимает, что же произошло с социализмом в России – окончательно ли проиграл он в историческом соперничестве с капитализмом, или у нас временное отступление, очередная и недолгая “оттепель” и новый Андропов уже стучится в нашу дверь”.

Нужен “Нюрнбергский процесс над коммунизмом”, пишет Костиков, иначе двоемыслие как основная причина отсутствия единства в стране будет сохраняться. Когда речь заходит о наследии советских времен, “мы до сих пор часто восхищаемся тем, что одновременно оплакиваем или проклинаем. Наиболее ярко эта российская особенность проявилась в истории с госсимволикой, которую можно записать в пассив сторонникам реформ: им следовало бы добиваться от президента не мелких уступок (вроде российского флага и двуглавого орла), а “делегитимизация национал-коммунизма”. “Пока национал-коммунистам будет позволено выдавать себя за носителей национальной идеи, у нас не закончится войны с прошлым”, раскол в обществе будет сохраняться. Чтобы с ним покончить, необходимо иметь “политику в отношении прошлого”, – настаивает Вячеслав Костиков.

Направление, которое изберет Россия в 2001 году, надолго определит ее политический облик, утверждает журнал Власть. Журнал рассматривает возможные варианты развития событий – в зависимости от состояния экономики, то есть от уровня цен на нефть. Если их падение будет резким, ответственность за экономический крах своей политики Кремль неизбежно возложит на правительство (“не воспользовалось передышкой 2000 года и не осуществило необходимых преобразований”). В этом случае речь может идти об отказе от либеральных реформ и переходу к политике протекционизма. Соответственно, на первый план окончательно выйдут силовики: ФСБ обеспечит экономическую безопасность страны, ФАПСИ, “давно уже занимающееся самостоятельным прогнозированием социально-экономического развития”, перейдет к выработке конкретных рекомендаций, Федеральная служба налоговой полиции силовыми методами обеспечит доходы бюджета. Армия и МВД получат карт-бланш в Чечне. Координировать работу силовиков будет, естественно, Сергей Иванов. Власть допускает даже, что кабинет министров может быть упразднен. Оппозиция возможна только в “полуподпольном режиме”. В итоге, предсказывает журнал, может произойти возврат к советской системе управления с заменой коммунистической идеологии на патриотическую.

Если же учесть, что Путин пока не довел ни одно из своих преобразований до конца (не считая введения новой госсимволики), его внезапные резкие действия в неблагоприятной ситуации могут привести к падению рейтинга и тогда желающих свести с ним счеты окажется немало. В их числе – “и низведенные до уровня местных хозяйственников губернаторы, и униженные олигархи… Если им удастся объединиться, они могут оказаться достаточно серьезной силой”, предупреждает Власть.

И тогда Путин, даже сохранив власть, перестанет быть кумиром избирателей – что будет означать для него невозможность переизбраться на второй срок, а для страны – новую необходимость выбора дальнейшего пути.

Разумеется, для того, чтобы осуществился этот сценарий, нужно совпадение многих неблагоприятных факторов. “Однако, – замечает журнал, – не стоит переоценивать могущество Кремля. Когда-то Борис Ельцин ведь тоже считался непобедимым политиком”.

Между тем директор Агентства прикладной и региональной политики Валерий Хомяков утверждает в газете Версты, что Россия при любых изменениях политической ситуации будет “праветь” – просто в силу естественной смены поколений: “Электоральная база правых объективно расширяется… Входит в избирательный возраст молодежь”. Хомяков считает, что правая ниша на следующих парламентских выборах составит не менее 30-ти процентов. Если же экономика войдет в кризис, то и здесь, по мнению директора АРПИ, “у правых будут свои козыри”. Главное для них – суметь “объяснить обществу, кто они такие”.

Недаром сегодня лидеры СПС уже не употребляют по отношению к себе термин “демократы”, имеющий для большинства российского населения негативный оттенок: “Демократия у нас стала восприниматься как вседозволенность, ведущая к неминуемому ухудшению жизни простого человека”. Правые же должны продемонстрировать, что их идеология направлена на созидание, и прежде всего – на защиту национальных интересов, права граждан на достойную жизнь.

Определенные успехи, как считает Валерий Хомяков, уже есть: и сегодня правые, не сумевшие, правда, добиться убедительных побед на губернаторских выборах, завоевывают тем не менее все больше мест в региональных законодательных собраниях: “А это – те первые ступеньки, по которым совершается дальнейшее политическое восхождение”.

В случае же сохранения экономической стабильности “общество все более будет обращать свой взгляд на хорошо выглядящих, уверенных в себе, преуспевающих людей. Правые, по сути, таковыми и являются”. Таким образом, очевидно, что грядущие симпатии общества опять-таки находятся в прямой зависимости от уровня цен на нефть. Хомяков даже предлагает лидерам правых – в случае, если дела в экономике пойдут хорошо – попробовать убедить народ, что это результат реализации программы Грефа, то есть либеральной программы. Поверит ли избиратель?

Между тем, как сообщил Независимой газете Михаил Горшков, генеральный директор Российского независимого института социальных и национальных проблем, после многих лет неверия властям и тотального пессимизма в настроениях россиян в конце 2000 года произошел перелом. Впервые за многие годы доля населения, считающего, что лично для них 2001 год будет удачным (51 процент) превысила число тех, что опасается, что год будет трудным или очень плохим (39 процентов). Основой улучшения общественного настроения стали все те же два фактора – нефтедоллары и новый президент. (Две трети населения по-прежнему положительно оценивают деятельность Путина на посту президента, причем положительная оценка доминирует у представителей всех возрастов, всех социальных групп и политических партий. Как обычно, диссидентствует только интеллигенция – критически относятся к внутренней и внешней политике Владимира Путина в основном сторонники “Яблока”).

Социологи считают, что власти стоило бы попытаться найти способ опереться на этот явный и довольно неожиданный подъем оптимизма у народа, то есть, выражаясь научно, “разумно использовать подобный духовно-эмоциональный ресурс”.

Впрочем, как обмолвился в своем аналитическом материале тот же Михаил Горшков, “россияне всегда отличались особым чувством оптимизма, причем даже тогда, когда для этого не было достаточно оснований”. Может быть, некоторая неадекватность реальной ситуации – это и есть загадочная особенность российской психики, позволяющая выжить в бесконечных отечественных передрягах?

Подпишись на новости этой тематики!

Подписка на выпуск позволит непрерывно быть в курсе публикаций СМИ по интересующим вас вопросам. Это дает полный контроль над ситуацией. Будь на шаг впереди конкурентов.

ПОДЕЛИТЬСЯ

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ